— Ничего не понимаю, простите!.. Где укусила?
— Здесь… правую руку.
— Шутите? Не-ет!
— Меня… укусила… собака… — при каждом слове прикачивала головой, а голос был тот же тихий.
Алексей Иваныч глядел в темные с карими ободочками глаза своими добела синими (и отчетливо это ощущал: добела синими) и повторял, неуверенно улыбаясь:
— Шутите?.. Ничего не понимаю!
Наталья Львовна посмотрела на него спокойно, грустно как-то и чисто и показала пальцем левой руки на локоть правой:
— Вот… здесь.
Две дырки на рукаве плюшевой кофточки увидел, нагнувшись, Алексей Иваныч; из одной торчала вата, как пыж.
— Это — собака?.. Каким образом собака?.. Почему же нет крови? — зачастил было вопросами Алексей Иваныч; но присмотрелся к ней и опять спросил недоверчиво: — Вы шутите? Вы это на держи-дерево или на колючую проволоку наткнулись — туман.
— Не шучу… Да не шучу же!
— Значит, порвала кофточку собака… Большая?
— Вам говорят, — прокусила руку!
— Но ведь вы… почему же вы не плачете, когда так?
— А это нужно?.. Вам кажется, что это нужно? А-а-а!.. — И, закрыв глаза, повела своей высокой шеей Наталья Львовна, изогнула страдальчески рот, — заплакала.
— Нет, что вы… Простите! Прижечь надо… перевязать… Зайдемте, — у меня перевяжут… Хозяйка, Христя, — все-таки женщины… Пожалуйста.
Плачущую беспомощно, по-детски, он взял ее под руку слева, и она пошла путаной походкой.
Удивленная капитанша встретила их в дверях, не зная, что думать, и тут же появилась Христя, и из-за нее показался медленно в новой малиновой феске Сеид-Мемет, и зазвенел тоненько комнатный щенчишка Малютка.
Даже когда снимали теплую кофточку с Натальи Львовны и капитанша, соболезнуя живо всем своим крупным мучнисто-белым, высосанным лицом, упрашивала Христю: «Только осторожней тяни ты!.. Ради бога, не изо всех сил!» — Алексей Иваныч все как-то ничего не представлял, не понимал и даже не верил. Но когда закатили рукав и на неожиданно полной руке около локтя обозначились действительно две кровавые ранки от клыков, — одна меньше, а другая зияющая и на вид глубокая, едва ли не до кости, — такими страшными вдруг они показались, точно и не собака даже, а смертельно ядовитая змея, — так что сердце заныло.
— И еще она может быть бешеная!.. Что это за собака такая? Чья же это собака такая?
Беспомощно протянутая рука взволновала вдруг страшно Алексея Иваныча, а капитанша искренне ужаснулась:
— Бешеная!.. Ужас какой!
— Нет, совсем никакая она не бешеная, — совсем обыкновенная!
