— Зачем мне наследство? — усмехнулся Ваня вполне добродушно.
— То-то… Большого наследства не жди… И никакого не жди!.. Ничего! Все постараюсь прожить… до копейки!..
— Я уж получил от тебя наследство, — просто сказал Ваня, — чего мне еще?
И с явной целью переменить разговор добавил:
— Теперь что ни выставка, все новое слово в искусстве…
— Кубизм? — быстро спросил отец.
— Кубизм устарел уже… Теперь лучизм…
— Это… где-то в журнале я видел какого-то косоротого и оба глаза на одной правой стороне… и, кажется, подписано было: «Автопортрет лучиста такого-то…» Забыл фамилию… Нет, — не выходит у наших! Вот французы на этот счет мастера!.. То растянут, например, девицу аршина на три и толщиной в вершок, и без грудей, конечно, и замажут зеленой краской, — одна «революция» в искусстве!.. И журналисты ругаются, и наемные критики хвалят, и публика ломится на выставки… Потом ту же несчастную девицу сверху и снизу сплющат, как бомбу, и замажут розовым, — другая «революция» в искусстве, и опять публика ломится… Там это умеют делать. Поедешь — увидишь…
— Тебя послушать, — никакого резкого перелома в искусстве и быть не может, — улыбнулся Ваня.
— Как не может? — вскинулся отец. — Может! И очень может! Это когда влезет в него дикарь!.. Очень просто!.. Вопрется, исказит все, изгадит, изломает, исковеркает, искалечит и прокричит во всю свою луженую глотку: «Новая эра!..» Разумейте, языцы, и покоряйтеся!.. Разве может дикарь не орать? Какой же он тогда будет дикарь?.. А что сам о себе орет, — это тоже по-его радость творчества и подъем!.. У него и на это есть оправдание!.. Ору, потому что ломаю и гажу!.. Ак-ком-пане-мент!..
— Так, может, и вообще, по-твоему, нет искусства? — сказал вдруг Ваня серьезно.
— Как нет? — поднял брови отец.
Ваня подумал, не налить ли еще стакан, но вспомнил, что воды уже нет в самоваре, и, отставив стакан, ответил:
— Если оно, по-твоему, не может измениться, то выходит, что его и нет, то есть, что оно не нужно совсем… То есть, если человек изменяется, а искусство не хочет изменяться, то человек его бросит и пойдет дальше один, без лишнего балласта… как легче…
— Ага!.. — еще выше поднял брови отец. — Значит, если нельзя выдавать за портреты кучу обрезков водосточных труб, то вывод из этого: нет искусства?.. Нет, из того можно сделать другой вывод!.. И я его сделал!..
— Какой? — просил Ваня.
— И я… его… сделал!.. — сузил до мелкой горошины и без этого небольшие глаза отец.
