Однажды он пришел в новом костюме. И один лацкан в нем был длинный, до колен у него. Я сказала:
— Почему так шит костюм?
А он сказал:
— Я так велел портному, мне так понравилось.
Но когда он в следующий раз пришел к нам, то этого лацкана уже не было.
— Он мне надоел, и я его отрезал.
Он был большой чудак и придумал такую сценку разыграть. Он предложил, чтобы я оделась няней, — передничек, косынку, взяла его за руку и вела бы по Невскому, в то время как у него висела бы на шее соска. При нашей разнице в росте — я маленького, годилась ему подмышки, а он очень высокий — это выглядело бы комично.
Я сказала:
— А если спросят нас, остановят?
Он сказал:
— Мы ответим, мы будем спрашивать: «Где здесь ведется киносъемка?»
Я не решилась на это приключение. А он любил придумывать всякие чудачества.
Он одевался как мальчик: всегда брюки гольф, под коленкой пуговки застегивались. Он не носил длинных брюк.
Вот их было трое: Виктор, Лёня и Даня. Они все псевдонимы взяли для самих себя. Они всё старались, чтобы на иностранный манер было, — им так нравилось.
В то время еще было модно писать стихи в альбом на память. Я попросила Даню написать мне что-нибудь, и он согласился. Я не помню даже, — домой ему давала альбом, что ли, или он у нас писал. И он написал мне в альбом свои стихи[3].
Я только спросила его, прочитав с улыбкой:
— А это прилично?
Меня немного смутили «пивные стаканы и тараканы», — я с ним вообще не выпивала нигде. А он сказал:
— Вполне прилично.
ИРИНА РЫСС
«Я В БАРДАКАХ НЕ ЧИТАЮ!»
Ирина Филипповна Рысс (1907—1994), детский библиотекарь.
Ее воспоминания записаны мной в Москве, где она жила, 17 февраля 1992 года.
Я помню такой случай.
В 1926 году мы учились в мятлевском особняке, на первом курсе Высших государственных курсов при Институте истории искусств. Сам институт был в зубовском особняке, это красное здание.
Выступали обэриуты[4]. Зал был битком набит. Мой муж Виктор[5] тоже был там, хотя он в это время еще не учился в нашем институте.
Обэриуты стали читать стихи. Были Хармс, Бахтерев[6], Шура Введенский[7].
И стихи их наши ребята, конечно, не очень поняли. Поднялся шум[8].
И тогда Хармс вскочил на стол и прокричал:
— Я в бардаках не читаю!
Конечно, наши мальчики вступились за честь наших барышень. И началась хорошая потасовка, началась драка.
Секретарем наших курсов, я помню, был тогда Лев Успенский[9], он принимал участие — разгонял эту компанию.
И мы ничего не поняли из того, что они читали, — хоть наш институт был оплотом формализма, и мы на этом были воспитаны.
