— Да как ты смеешь с богом торговаться!
— А вот орать на меня не надо. Криков с детства не выношу, звереть начинаю. Ты на халяву решил в рай въехать? Ага! Как же, прекрасно помню: «Халява! Сколько в слове этом для сердца русского слилось!» Фиг тебе! — незамедлительно парировала я и сунула богу под нос упомянутую фигу.
Оглядев фигуру из трех пальцев, дедуля решил пойти на попятный:
— Да пойми же ты, все равно придется помогать, иначе домой не попадешь. Таково условие перемещения.
— Второе, что я не перевариваю после крика, — это шантаж. В ответ сообщаю: да и ладно, здесь потусуюсь, светло, тепло, мух не видно.
В голове зародилась идея, и я поинтересовалась:
— Слышь, Форсет, ты песни любишь? — Не дождавшись ответа, уселась на пол и, по-турецки скрестив ноги, затянула песню.
Слух у меня в наличии, а с голосом проблема. Мне когда у родни что-то получить необходимо, я запеваю, и через пять минут на все соглашаются, лишь бы замолкла.
Я специально выбрала самую нудную из наработанного репертуара и, завывая от души, ждала реакции:
Ой-е-ей, я несчастная девчоночка,
Ой-е-ей, замуж вышла без любви,
Ой-е-ей, завела себе миленочка,
Ой-е-ей, честный муж, ты не гневись.
[1]Божок не выдержал и двух минут, сломался на жалобном пассаже «хошь режь меня» и с мукой в голосе завопил:
— Замолчи! Что ты хочешь?
Достигнув желаемого, я заткнулась и мысленно довольно потерла ладошки. Выдержав паузу, как бы нехотя снизошла:
— Ну, другой разговор, можно договариваться. А что есть?
И тут случился апофеоз всему… Мне продемонстрировали разведенные в стороны ручонки и виновато вылупились:
— Ничего.
Хоть я и понимала нереальность происходящего, но обиделась до жути. Я бы еще подумала, если б Родину там спасать или кого из своих — это святое, не обсуждается. Но какую-то тетку, да за просто так, типа «спасибо тебе, родная, покойся с миром!». Угу. «Летят самолеты — привет Мальчишу! Идут пионеры — салют Мальчишу! Идут наркоманы — ништяк Мальчишу…» Кстати, а кто у нас противник? Посверлив старика взглядом, я проявила заинтересованность:
— Эй, халявщик, поведай мне о Черном Властелине. Должна же я знать, за что страдаю.
Божество вздохнуло, поерзало и начало:
— Кондрад, Черный Властелин. Любимец богов. Непобедим. Характер скверный. Не женат. И не был.
Похлопав ресницами в ответ на столь исчерпывающую характеристику, я заржала:
— «Остров сокровищ». «Джимми Гокинс — очень, очень хороший мальчик. Вежлив, правдив, скромен, добр. Слушает маму. На ночь пьет молоко. Каждое утро делает зарядку. Характер очень мягкий…»
