— Матушка Софья, глянь, как сильно эта плошка запотела, нигде такой росы не было.
— Верно, Таифушка, здесь и буду я рыть колодец.
Монахини стояли возле сильно разросшегося куста смородины, под которым пышно распустилась трава. Опытный колодезник и по этой примете мог бы сказать, что именно тут залегает водная жила, потому как поговорка есть: «Зелена трава-недалече вода».
— Матушка Софья, дозволь помочь тебе копать колодец, — попросила Меликея.
— Нет, мои милые, я одна выкопаю его. Это мой обет в честь сына, да пошлёт Господь Бог свою милость ему, где бы он ни был. А вы отнесите пока эти плошки в трапезную.
Молодые инокини ушли. Солнце показалось из-за края неба, и словно кто-то рассыпал по траве пригоршни бриллиантов — заискрились, заиграли на солнце капли росы.
«Благодать-то какая», — помыслилось Софье, Она взяла лопату, вонзила её в землю. Копать было трудно, лопата с комом земли то и дело норовила вывернуться из рук, но монахиня не чувствовала усталости, радость не покидала её, ибо верилось, что сын Георгий жив и настанет час, когда они обязательно встретятся. Какие милые, славные дочери у Евфимии»! А ведь было время, когда они ненавидели её.
Соломония прибыла в Суздаль в самом конце ноября 1525 года и после памятного разговора с игуменьей Ульянеей направилась в отдалённую келью. Всё было немило ей, поэтому она не смотрела по сторонам. И вдруг услышала крик:
— Смотрите, вон идёт жена великого князя Соломония. Покарал её Господь за клятвоотступничество!
Голос показался знакомым. Возле тропинки стояли три монахини, в старшей из которых Соломония тотчас же признала жену Василия Ивановича Шемячича Евфимию, а рядом с ней её дочерей. Вспомнилось, как торжественно встретил муж Василий Иванович новгород-северского князя и его семейство, как мило беседовала она в своих покоях с Евфимией и её дочерьми. Было в них — в Шемячиче и его жене — что-то общее, какая-то особая стать, красота, улыбчивость, открытость людям. Великий князь был совсем не таким, и, возможно, осознавая это, он завидовал Шемячичу.
— Прости, Евфимия, — нерешительно произнесла Соломония.
Та гневно сверкнула чёрными глазами.
— Не желаю видеть тебя, гадину. Заманили нас в ловушку и поймали. Звери вы, а не люди!
От этих слов стало мерзко на душе. Но чем она могла оправдаться? Как жаль, что за всю длительную совместную жизнь с Василием Ивановичем она никогда не усомнилась в его порядочности и справедливости. Казалось, не бабье дело — судить о делах мужа, великого князя. И только теперь, будучи заточённой в монастырь, смогла правильно оценить его. А был он скрытен и расчётлив, не гнушался перешагнуть крестное целование.
