— Думается мне, — многозначительно посмотрел Андриан на Кудеяра, — не видать нам своих лошадей, придётся ни с чем возвращаться в скит.
— Что с возу упало, то пропало, — поддержал его Фёдор, — даже если бы вы застали здесь боярина Шуйского, его слуги всё равно не вернули бы вам лошадей. Не люди они, а тати с большой дороги!
Кудеяру наскучили разговоры о красильных травах, погоде, Шуйских, ему нестерпимо захотелось побыть одному, наедине со своим горем, которое впервые за эти дни он ощутил в полной мере. Он вышел на двор, миновал ворота и по поросшей гусиной лапкой тропке спустился к Каменке. От реки веяло прохладой. В сиреневом полумраке громко, сладострастно стонали лягушки. Но ничто не занимало сейчас юношу. Казалось, будто глухая стена отгородила его от окружающего мира. Вечерний туман клубился за рекой, а Кудеяру казалось, будто это Олька в белом своём платье, расшитом дивными узорами, медленно движется к нему, широко раскинув руки, улыбаясь чему-то неведомому, прекрасному.
Нет, это не Олька идёт за рекой, а клубится вечерний туман. Кудеяр повалился на землю, поросшую мягкой гусиной лапкой, глухо застонал от боли. Слёзы отчаяния полились из глаз. Выросший без материнской ласки, он особенно тяжело переживал утрату близкого человека.
Неожиданно чья-то рука легла на его плечо. Кудеяр приподнял голову — рядом сидел верный Олекса.
— Я уж и не надеялся отыскать тебя, Кудеяр. Как узнал от тётки Пелагеи, что ты в Суздаль подался, сел на лошадь и погнал следом. Весь вечер по Суздалю рыскал, да нигде тебя не повстречал. Колебаться стал: то ли ты назад в скит возвратился, то ли вслед за Шуйским в Москву поехал. Несолоно хлебавши хотел было завтрашним утром в Веденеево устремиться. Думал, разошлись наши пути-дороги. Сижу возле реки и горюю. Глянь, вроде бы ты откуда ни возьмись показался. Ты это или не ты, гадаю…
Немногословный обычно Олекса нынче так и сыплет словами — понял, что Кудеяр плакал, даёт ему времечко успокоиться, прийти в себя. Как бы ненароком обнял друга и не убирает руки. Потеплело на сердце Кудеяра, рад он Олексе, смущаясь, крепко обнял его. А тот всё говорит и говорит:
— Как узнал я, что Ольки не стало, руки на себя наложить хотел. Мила она мне была, только не знала о том. Чуял я сердцем — не меня, тебя любит, а всё равно ради неё умереть готов был. Потом одумался: прежде чем самому умереть, надо изничтожить гада Шуйского. Как проведал, что ты тоже вознамерился отомстить боярину, сел на коня и устремился за тобою следом. А отец Андриан где?
