— А мы тебя, Филат, и спрашивать не будем, видать, мало учен, так мы ещё можем добавить за то, что противишься боярской воле. Так что сиди уж! — Юшка толкнул Филата в грудь, тот отлетел в угол, повалился на лавку. — Пошли, девка.
Мисюрь схватил Ольку за руку, поволок за порог. Она не сопротивлялась, боялась, как бы родителям хуже не было, да и опасности особой не чуяла: трудное ли дело пожарить для боярина яичницу?
Ольку провели через горницу, где веселились ближние к боярину люди. Здесь было шумно, остро пахло вином. Когда дверь распахнулась, все оценивающе уставились на девушку. Юшка с Олькой остановились перед входом в опочивальню, а Мисюрь пошёл доложить боярину об исполнении поручения. Андрей Шуйский лежал на широкой постели совсем голый.
— Привели?
— Воля господина для нас превыше всего!
— Пусть войдёт.
Ольку втолкнули в опочивальню, плотно прикрыли дверь.
— Что ж ты встала, словно вкопанная? Боярину нужно кланяться, али забыла о том?
Олька склонила голову, чтобы не видеть неприличной наготы.
— Подойди ко мне ближе, хочу посмотреть, хороша ли ты собой… Вижу, достойна лежать на одном ложе с боярином, разболокайся!
Олька не двинулась с места. Только теперь она поняла, для чего её привели сюда.
— Так ты, оказывается, строптивая, не желаешь выполнять волю боярина, — лицо Шуйского налилось кровью.
Андрей Михайлович поднялся и, ухватив Ольку за руку, швырнул на постель. Резким движением разорвал сверху донизу платье и попытался обнять. Девушка изо всех сил вцепилась в его бороду.
— А… а… — завопил боярин, — я тебе покажу, стерва, как противиться моей воле!
Схватив тяжёлую подушку, он придавил Олькину голову. Через минуту руки её ослабли, и она не могла больше противиться.
Подобревший боярин продолжал тискать её, приговаривая:
— Перечить господину не смей, всё в его воле. А ты, девка, ничего, дюже хороша, пожалуй, я возьму тебя с собой в Москву. И грудки твои как спелые яблочки.
Олька с трудом приходила в себя. Почувствовав прикосновение к груди, она отпрянула, стыдливо прикрылась руками.
— Чего уж теперь смущаться-то, девичества-то всё равно не воротишь. Ложись рядом, пташечка, уж больно ты хороша!
Олька отпихнула боярина, метнулась было к окну, но тот успел схватить её за ногу. Лицо его вновь налилось кровью.
— Так-то ты, стерва, ценишь оказанную тебе честь? С боярином не желаешь лежать? Так ступай и спи с его слугами!
Намотав Олькину косу на руку, он поволок её к двери.
— Эй, слуги! Вот вам утеха на всю ночку! Радостные крики приветствовали его слова, десятка два грязных рук потянулось к Ольке.
