— Доводилось слышать мне, что и ты к книжному делу намерен руку приложить.
— Мой труд скромен, святой отец, хочу я написать книгу, рекомую «Домострой», в которой поучаю, и наставляю, и вразумляю сына своего имярек, и его жену, и их чад, и домочадцев быть во всяком христианском законе и в чистой совести и правде, с верою творящих волю Божию и хранящих заповеди его, себя утверждающих в страхе Божьем и в праведном житии. Муж должен наставлять жену, а также домочадцев своих не насилием, не ранами, не тяжкою работою, а мудрым словом, чтобы дети во все времена были сыты и одеты, в тепле и во всяком порядке. Хочу, чтобы русские люди жили в своих домах в любви и согласии, с верой в Бога, трудились не покладая рук, созидая своё богатство.
— Нелёгок твой труд, но важен, верю, что с помощью Господа Бога ты одолеешь его.
Через седмицу после приезда в Москву, 16 марта 1542 года, в четверг, Макарий был провозглашён митрополитом всея Руси.
В палате Ивана Васильевича Шуйского собрались Андрей Михайлович Шуйский, казначей Фома Головин да молодой воевода Иван Большой Шереметев. В последние дни хозяин дома постоянно чувствовал недомогание, поэтому в беседе почти не участвовал.
— Ну как вам новый митрополит поглянулся? — Фома Головин затаил в усах язвительную усмешку.
Ему ответил Андрей Шуйский:
— Не нравится мне Макарий — мягко стелет, да жёстко спать. Иоасафа мы низложили за то, что великий князь держал его вместе с Иваном Бельским в первосоветниках. Нынешний митрополит не часто бывает у государя, занят как будто церковными делами, а влияние его на великого князя чувствуется во всём. Иногда мне кажется, будто не мы, Шуйские, одолели Иоасафа с Иваном Бельским, а кто-то ещё, а кто именно — неведомо.
Воевода Иван Шереметев попытался успокоить боярина:
— Напрасно, Андрей Михайлович, тревожишься, пристально следим мы за всеми, кто стремится приблизиться к юному государю.
Фома Головин весело рассмеялся, вспомнив, как он, ухватив Иоасафа за мантию, повалил его на землю.
— Чего их, митрополитов, бояться? Такие же смертные, как и мы. Ежели Макарий станет нам поперёк дороги, я первый стащу с него мантию, и предстанет он перед нами в чём мать родила.
Андрей Михайлович громко захохотал, услышав грубую шутку казначея. Внешностью и повадками он походил на покойного двоюродного брата Василия Васильевича Шуйского: низкоросл и широк в плечах, короткопалые руки, вместительное чрево.
— Ты вот, Иван Большой, говорил только что, будто великий князь никого в приближении не держит. А я с тем не согласен, — короткопалая рука Андрея Михайловича распростёрлась по столу, — давно замечаю, что брат Михаила Семёновича Воронцова Фёдор своими сладкими речами прельщает государя. Род Воронцовых велик и влиятелен, от них всего ожидать можно. Слышал я, будто покойный Михаил Львович Глинский, желая захватить власть в государстве, сносился с Михаилом Семёновичем и обещал ему вместе с ним держать Русскую землю.
