Закон - тайга | страница 56



—  Я уже закончил. Пошли опробуем. Затопим родимую. Гляну, как гореть да греть станет, - улыбался условник.

Старик схватил охапку дров, заковылял в избу.

—   Погодите. Первая проба - моя. Я должен сам ее зато­пить.

Насовал Кузьма лучины, на них поленья березовые поло­жил. Перекрестился. Попросил у Бога помощи и, чиркнув спич­кой, поджег бересту. Открыл поддувало.

Робкий чадный огонек, весело подморгнув притихшим лю­дям, взметнулся, осветив топку, лизнул лучины, поленья и по­шел гулять по бересте. Вот он за поленья ухватился рыжей ру­кой, дохнул в лица благодатным теплом. Застрекотал, затре­щал, запел на тысячи таежных голосов.

Жар волнами обдавал головы, лица людей. Кузьма закрыл топку, и в печи загудело.

—  Не дымит! А тепло какое от нее идет! Слава тебе, Госпо­ди! - Лесник встал на колени перед иконой.

Кузьма уже собирал пожитки.

—   Куда ты торопишься? Отдохни денек. А вдруг она без тебя опять коптить начнет? Тебя потом не докличешься. Пожи­ви, чай, в селе медом не мазано. Да и мне веселей. Все живая душа рядом. Послухай, уважь старика, - просил Трофимыч.

—  Бояться нечего. Не задымит. Знаете, чем печь от старухи отличается? Печь сразу норов покажет, а баба - опосля, - рассмеялся Кузьма и добавил: - Сегодня уж придется заноче­вать. Темнеет на дворе. А завтра, чуть свет, домой. Работы мно­го. До осени успеть надо.

—    Я тебя отвезу. На коне. В телеге. К обеду доедем. Зачем пёхом? Так подмог и сам пойдешь? Нет! Утром, до солнца вы­едем. Большую работу ты сделал, друг мой Кузя. Возьми-ка вот от меня, - протянул сотню рублей.

Печник рассмеялся:

—  Не возьму, дед! Что я с ними делать буду? Не за деньги ложил ее. По просьбе. Сам когда-то старым буду. Не надо. Спрячьте, вам они трудно даются. Не возьму! - наотрез отка­зался Кузьма.

—  Не обижай меня. Больше нет ничего. А то бы дал...

—  Не надо, отец. Деньги не заменят того, что дадено мне здесь. Как о кровном была обо мне забота. И харчи от пуза, и место лучшее мне было отведено. Вот это дорого, что по-чело­вечьи ко мне. Такое любых денег дороже.

—    Э-э, мил человек! Да ведь я сам из каторжников. Цар­ских. С чего ж тобой требовать буду? Коль мы одной породы.

—  И много отсидеть пришлось, отец?

—  Ой, дружочек, до хрена и больше. Семнадцать зим. Одна в одну.

—  И за что ж так много?

— За убийство. Какое по пьяному делу приключилось. Весь век грех свой отмаливаю. А Господь никак не прощает.

—  Почем знаете?

—  Как отпустится мое, так и приберет Бог меня. На покой. А покуда - маюсь, - вздыхал хозяин.