В это время в бараках условников шла своя жизнь. И мужики пропивали остатки от получки. Кто с кем. Одни - сбившись в компании, другие - вдвоем с подельщиками или в одиночку, чокая стакан с бутылкой, хмелели всяк по-своему.
Вон и бригада Тихона... Без бригадира некому на них цыкнуть. Все пережрались. Глаза соловые, языки заплетаются, рожи от спиртного развезло, перекосило. Не говорят - орут. О чем? Да и сами не знают.
За ними, открыв дверь, наблюдал бугор. Тесть решил дать волю. Пусть пропьются. Вытряхнут пыль из карманов. Похмелье им он всегда успеет устроить. Но из-за одного негодяя нельзя портить жизнь и отдых всем условникам. К тому же... Наблюдал за каждым. Он знал их, как содержимое своих карманов. А потому всякое изменение в поведении подмечал раньше других.
Вон двое бульдозеристов. Чумазые, как тихушники, напились до визга. Фраера. Фартовые так не пьют.
А этот, сучкоруб... Смехота. Не мужик, окурок. А туда же, интеллектуалом себя называет. Знать бы, что это такое? У всех фартовых спрашивал, все без понта. Фарцовщиков, домушников, скокарей, стопорил, медвежатников, мокрушников знал. А вот с интеллектуалом - не доводилось... Хотя если все они, как этот - библиотекарь бывший, то навару с них не больше, чем с сявки. А вот тот гнус развалился и поет свою извечную:
Сижу на нарах,
Как король на именинах,
И пайку серого -о
Желаю получить...
Тесть усмехнулся: «У него еще и желания завелись. Ах, подлюка! Свой навар еще вчера пропил. За чьи шиши сегодня уж- рался? У кого увел получку? Может, у Тихона?»
А мужичонка, блаженно растянув щербатый рот, видно, не раз его мурлом парашу чистили, мурлыкал негромкую песню про Мурку, про Шмаровоза, отбивая такт пальцами по голому животу.
Бугор внимательно следил за числом пустых бутылок около условника.
А вот этот фуфло, откуда у него часы на лапе? Их еще недавно у Тихона видел. Хотел их у него выменять. Да не успел. Из рыжухи...
Жрет водяру, падла. Оттого забыл про осторожность. А если Дашка о них вспомнит и стукнет легавым? Что тогда? Нагрянут сюда со шмоном. Всех подряд начнут трясти. И виновных, и не виноватых. Лишат подсоса - посылок с воли. Подозрительных в зону кинут обратно. Раз следователь взялся, если и не найдут мокрушника, его нарисуют, чтоб прокола не было. «Ну а коль получку не нашли, трясти станут фартовых. Кого же еще?» - подумал Тесть, сдавливая кулаки до боли.
Фартовые... Кто-то из них поплатится за дерьмо шпаны и щипачей. Разве докажешь легавым, что не крадут законники там, где живут. Не гробят тех, с кем тянули ходки. И уж если воруют, то не сотни. О такое рук не пачкают. Такие деньги считают пылью. Да и не мокрят воры. Это не их ремесло. Но о том знают лишь фартовые. А мусорам всего не объяснишь. Да и западло законнику ботать с ними. Оправдываться перед легавым не станет никто. И пойдет кто-то в ходку не за свою вину. «Значит, проглядел паскуду. Распустил. Значит, хреновый бугор, если фартовый невинно пострадает», - размышлял Василий. И, оглядев пьяную кодду условников, копошащихся по бараку тараканами, налился бешенством. Потеряв терпение, гаркнул так, что пьяные проснулись, трезветь начали.
