Как и следовало ожидать, там им встретилась мама одного из учеников Дженни Макшейн — она покупала еду на вынос. Родительница подковыляла прямо к столику, где сидели Франсис и Ник.
— Я хочу поблагодарить вас, — сказала она, краснея. — Прошлой ночью, первый раз после… ну, знаете… этой ужасной истории с Макшейн… наш Томми спал беспробудно, без всяких кошмаров, и постель не описал.
— Очень приятно слышать.
— Я хочу сказать, что меня не волнует, сколько вам платят. Вы этого стоите.
— Спасибо, — улыбнулась Франсис. Теплые чувства давались ей хуже, когда она имела дело с родителями или учителями.
— Я только хотела спросить… Может, вы останетесь? Будете постоянной учительницей Томми?
— Боюсь, что нет. — Индийское блюдо из барашка, и без того не слишком горячее, совсем остыло. Она не сомневалась, что эта женщина наябедничает другим мамашам, что Франсис Стретерн не желает опускаться до зарплаты простого учителя.
— Я бы с удовольствием, но боюсь, начальство не разрешит, — притворно вздохнула она.
Родительница, шаркая, удалилась, весь ее вид говорил о том, что она явно относит себя к людям второго сорта. Франсис, не отрываясь, смотрела на дверь и раздраженно ковыряла барашка. Господи, как противно изображать существо подневольное, ведь на самом деле ее отъезд имеет совсем другие причины! Притворяться послушной рабой высших инстанций значило принижать собственное достоинство, заниматься проституцией.
И к тому же придется порвать с любовником.
— Я тебя уже такой видел, — тихо заметил Ник, глядя на нее сквозь пламя свечей. — Ты всегда такая, когда работа подходит к концу. Помнишь детей из Экстера, попавших в автобусную аварию? За несколько дней до конца работы мы почти так же ссорились, — он невесело усмехнулся, — пошли почти в такой же ресторан. А потом в Белфасте…
— Избавь меня от подробностей, — простонала она, втыкая вилку в кучку риса и отхлебывая большой глоток вина. — Спроси хозяина, как у него со свободными номерами. Если есть, закажи.
Встав, он немного помедлил.
— На сколько человек?
— На двоих, — буркнула она. — Мерзавец.
На следующий день почти у всех детей произошел срыв. В общем, так Франсис и предполагала. Томми Манро, кажется, не затронул общий процесс. Он вел себя спокойно, как взрослый, что было удивительно для умственно отсталого ребенка. Может быть, из-за бесконечной мешанины в голове он решил, что несчастье с его прежней учительницей — не более чем ночной кошмар.
А вот стриженный «ежиком» Грег Бэрр взорвался сразу после полдника. Началось с того, что он упорно не желал понимать, какую часть таблицы умножения ему задали выучить, и закончилось истерикой. Имя миссис Макшейн всплыло среди криков и воплей, и несколько детей заплакали, обвиняя друг друга в том, что случилось, а может, в том, что они ничего не сделали. Мартин Даффи, рыдая, кричал, что не виноват, сжав кулаки в карманах ярких спортивных шортов, Джеки Кокс выла, крепко обхватив голову руками. К двери, трясясь от страха, подбежала учительница соседнего класса. Лицо ее искажала нервная ухмылка, какая бывает у людей, идущих на казнь.
