— Ты имеешь в виду вот эти углубления в потолке с орнаментальными панелями? Они называются кессоны.
— Какая красота, — проговорила Катриона.
— Это, наверное, единственный хорошо сохранившийся декоративный элемент, — вздохнул Робби. — Все остальное надо либо реставрировать, либо заменять.
— Но ты же сделаешь это, правда, Робби? — спросила она.
— Конечно. — Он улыбнулся немного нервно, потому что она произнесла это так, словно просила его дать в некотором роде торжественную клятву.
Возможно, заметив его растерянность, она указала на сводчатые арки, сходящиеся над трансептом, и спросила, как называются изгибы под ними.
— Этот? Кажется… пах, — ответил Робби и покраснел.
Спасая ситуацию, Катриона поспешила задать первый пришедший ей в голову вопрос.
— Тебе не кажется, что Дева Мария выглядит так, будто ей на голову упал большущий блин?
Приближалось Рождество, когда от доктора Проссера пришли печальные вести. К сожалению, финансирование на следующий год не утвердили. «Наверху» произошли перестановки, и проект «заморозили».
Узнав об этом, Робби невольно опустился на стул, у него было ощущение, что ему в кофе подсыпали сильнодействующий и, возможно, даже смертельный яд. Макнейр смущенно пожал плечами, как бы говоря, что так уж оно бывает в этой жизни. Но Робби успел полюбить Святую Хильду. Ему было все равно, к какой конфессии принадлежит церковь, все равно, ходил ли сюда кто-нибудь кроме него. Просто он чувствовал свою ответственность перед этим зданием.
В последний день контракта Макнейр и Робби собрали последнее оборудование, упаковали инструменты. Церковь запрут на год в ожидании очередного полумиллиона. Пока же оставалось только молиться, чтобы ее не разрушили естественные стихии или вандалы. Макнейр уехал, а через час явилась Катриона. Она и ее парень печально прошлись еще один, последний раз по помещениям. Робби накинул защитный чехол на все еще непокрытую голову Девы Марии. Закутанная с головы до пят, она напоминала привидение на Хэллоуин.
В завершение Робби поднялся наверх и запер двери хоров. Затем он вернулся проводить Катриону к выходу и тут заметил, что чехол, наброшенный на статую, наполовину сполз. Он остановился, пригляделся и чуть не задохнулся от изумления. Чехол был искусно задрапирован мягкими складками и обрамлял лицо Девы Марии с удивительной элегантностью: вполне достойно творений Микеланджело.
— Это ты сделала? — спросил Робби Катриону.
Она непонимающе взглянула на него, затем, прикрыв рот руками, прямо-таки прыснула от смеха. Призвав на помощь свой сверхточный глазомер, Робби прикинул, что в ней никак не может быть больше четырех футов одиннадцати дюймов. Голова же статуи находилась на высоте почти семи футов от пола.
