— Никита-а! — звала Харитониха.
— Сейча-ас! — отзывался Никита из сарая. — Чего там?
— Пелагея Петровна зовут к себе.
— Но-о! — злобно рычал Никита, стиснув зубы. — Зачесалось! Опять воловодить начнет… Иду!.. Как только это не совестно мучить человека… Скажи: иду!
Скоро действительно Никита входит в комнату Балканихи.
Он делает низкий поклон, шепотом здоровается, отступает шаг назад к двери, обдергивает рубашку и с пугливым недоумением ожидает допроса. Пелагея Петровна начинает издалека; она задает ему вопрос: "куда душа человеческая надлежит понастоящему", полагая про себя, что всякая истинно христианская душа надлежит в рай.
Никита недоумевает.
— Не понимаешь?
— Мал-ленечко, точно что… есть препону!
— Ну, ты подумай.
— Слушаю-с…
— Тогда и скажи. Только хорошенько подумай.
— Да уж будьте покойны… Слава богу!.. Али мы!.. Приму все силы…
Настает мертвое молчание. Никита думает, по временам взглядывая на потолок; откашливается, потихонечку вздыхает и вдруг говорит, направляясь к двери:
— Я, матушка Пелагея Петровна, на минуточку…
— Нет, ты погоди!
— То есть… одну только минуту…
— Нет, нет… постой! Ты сначала скажи, что следует…
— Ив самом деле, — соглашается Никита, — лучше же я теперича скажу вам все…
— Ну, вот…
— Да тогда уж и отлучусь. По крайности объясню вам. Во сто раз лучше…
Никита понимает всю безвыходность своего положения и с особенным напряжением ума старается разузнать истинные позывы своей души.
— Ну? — спрашивает Балканиха. — Куда же наша душа надлежит по-настоящему?
— Душ-ша наша, — робко и протяжно начинает Никита, — душа наша, матушка Пелагея Петровна, главнее норовит по своей пакости как бы, например, согрешить, например, в кабак…
— Глупец! — вскрикивает Балканиха. — Что ты это сказал!
Пелагея Петровна даже вскочила с своей кровати и подступила к Никите, который испуганно подался к двери.
— Опомнись! Что ты сказал? В рай нашей душе по божьему писанию надлежит, а не в кабак! безумец этакой, в ра-ай!
Никита спохватился.
— Так! так!., в рай! в рай-с!.. это точно… Ах ты, боже мой! а я эво куда… Ах!..
— Нет, как ты осмелился это сказать? а? — еще ближе подступая, горячится Балканиха.
— Да что будешь делать! Хорошенечко не огляделся, ну, и… В рай-с! Будьте покойны! так, так…
— Ай-ай-ай… Видишь ты, как враг-то тебя оплел?., а? В кабак! Следственно, душа твоя до какого же безобразия искажена? У кого же ты теперича будешь просить защиты?
— У кого ж, окроме вас…
Балканиха даже всплеснула руками и, отступая в глубину комнаты, воскликнула:
