Овца без стада | страница 11
— Эх, барин, барин… Долго ты нас бранил, а и нам бы тебе можно словечко сказать… Худы мы — верно это…
— Друг ты мой любезный! — вдруг самым задушевным тоном произнес очевидно расстроенный барин: — неужели ты думаешь, что я, в самом деле, пришел сюда с вами ругаться?.. Чудаки вы этакие!.. Я ору на вас, потому что вы не верите, что мне вас жаль… Эх вы! Марк, купи-ка, брат, пивца.
Марк взял от барина деньги и мигом понесся в кабак.
— Не сольешься с вами, а сопьешься!.. Смотреть-то на вас — душа разрывается…
— То-то вот, барин, и есть, — говорил между тем огорченный. — "Дураки, да дураки… да пьяницы…" Были и мы, братец ты мой, хороши, да уж потом стали худы… Знаешь, чай, про мужика да про волка?
— Что такое? про какого мужика? — приподнимая опущенную на руки голову, устало произнес барин.
— Сказка такая есть: про мужика да про волка… Шел, стало быть, мужик с гумна, а навстречу волк бежит… "Мужик, мужик, спрячь меня, за мной охотники гонятся". Подумал мужик и спрятал волка в мешок; мешок у него с собой был… Вот хорошо… погоди, добёр, по-твоему, мужик-то?
— Добёр! — сказал барин как во сне.
— То-то что добёр; погляди, отчего он худ-то стал…
— Ну говори, валяй дальше.
— Ну, охотники проскакали, мужик и выпустил волка из мешка, а волк, как вылез, и говорит: "Теперь, мужик, я тебя съем!" — "Это как же так, — говорит мужик: — нешто так добро помнят?" — "Старое добро, — говорит волк, — забывается". Стал мужик спорить. Волк говорит: "Давай, у кого хочешь, спросим; ежели скажут, что забывается старое добро, тогда я тебя съем…" Подумал мужик, говорит — "ладно!" Пошли по дороге. Попадается старая лошадь, стали они у нее спрашивать: забывается ли старое добро? Лошадь им отвечает: "Служила я хозяину пятнадцать лет, работала день и ночь, а старше стала, ослепла — меня треснули дубиной вдоль спины и выгнали вон… Вот и плетусь умирать, куда ноги приведут… Старое добро, господа, всегда забывается…" Волк разинул рот, хотел мужика съесть; мужик говорит: "Нет, погоди, еще спросим у старичков". И стали они спрашивать у старых собак и у старых людей, и все им говорят: "забывается старое добро". Покуда, мол, нужно — кормят, а как состарился да не в силах работать — и издыхай, где хочешь. "Ну, мужик, — говорит волк: — теперь уж я тебя съем…" Видит мужик, дело его плохо. Вдруг бежит лисица. Мужик к ней: "Рассуди, говорит, нас!" А лисица — хитрая ведь она: "Расскажите, говорит, как было дело". Стал ей мужик рассказывать, как он волка от охотников спрятал в мешок, а лиса и говорит: "Это не может быть!" Волк и говорит: "Нет, это верно. Он меня в мешке держал, покуда охотники не проехали". — "Не может быть. Такой громадный, да чтобы в мешок влез: — это нет никакой возможности". Волк говорит: "Хочешь, влезу, покажу?" — "Влезь!" Волк и влез в мешок и говорит оттуда: "видишь?" Как только он влез, лисица и шепчет мужику: "Завяжи его хорошенько, да цепом, да цепом" (а цеп с мужиком был — с гумна ведь он шел). Мужик принялся молотить волка что есть силы, а лисица стоит и смеется. Глянул мужик на нее, да и подумал: как бы и она со мной чего худого не сделала… Ведь вот упекла же волка… Да вспомнил, что "старое-то добро забывается", замахнулся и царапнул лисицу до смерти… С тех пор мужик и в худых стал… Потому научен.