В это время во двор вошли Кулек и Вялый.
— Зачем бы пожаловали?.. — насмешливо спросил он, увидя их.
— К твоей милости! — ответил Кулек, стоя перед ним без шапки. В наружности Кулька заметно было, что он похудел и как будто съежился.
— Что ж бы это от моей милости требовалось?
— Снабди нас деньжонками, снизойди: у всех людей праздник, только у нас будни, будь ты по-душевному! Ты ж разорил-то нас, гляди, у всех взял рыбу-то по семи гривен, за что ж нас-то по шести рассчитал? Ведь рыба-то у всех одна, из одной реки-то!
— Ты старый-то долг весь мне отдал? — спросил его Петр Матвеич.
— По твоему-то счету исшо в недоимке!
— А по вашему-то как, а?
— По нашему-то весь бы!
— Так ты наперво донеси мне по моему счету, а потом уж я погляжу, как вам додать по вашему!.. — сухо ответил он.
— Ро-одной, сделл… ты милость!
— С которого боку я те родной-то, а? Ро-одной, а-ах-ха-а! Ты помнишь ли, как ругался-то надо мной, а? Аль это по родству-то? Зачем же таперя к человеку, у которого, по-твоему, честь хуже бабьего подола, кланяться-то пришел, а?
Вместо ответа Кулек только понурил голову.
— Отведал, каково-то, а? Теперь умоли-ко.
— Тебе ничаво, что мы плачем-то, не молитва.
— Поешь ли ты, плачешь ли, мне это все единственно… тьфу! — произнес он, сплюнув на сторону. — Семка! — крикнул он, — неси-ко, подь, подушку да погребец!
Семен быстро побежал в горницу.
— От кого ж мы плачем-то, от тебя же! — угрюмо ответил ему Кулек.
— Эвтакого тирана я б за версту обошел, а ты ко мне же идешь, а?
— И обошел бы, коли б не нужа.
— А-а… нужа-то только гонит… ну, так поголодай, испробуй, а я те не кормилец!
В эту минуту мимо растворенных ворот неожиданно прошел Иван Николаевич. Увидя на дворе Петра Матвеевича и Кулька, стоявшего перед ним без шапки, он остановился.
— Ноне и вдосталь заспесивился, ну-у, и шапки не гнешь? — насмешливо крикнул ему Петр Матвеевич, загребая в сено, в изголовье повозки, принесенный Семеном погребец.
— Не видать никого именитых-то! — ответил он, входя во двор, — а то снял бы!
— А помнится, и мне снимал, а?
— За чесь чесью всегды расплачиваются!
— Стало быть, я должен почин-то сделать, снять-то ее, а?
— А для ча и не снять бы? Не свыше нашего брата; что в лисьей-то шубе — так ведь энто, Петр Матвеич, дело-то переходчивое: сегодня в шубе, а завтра в той же дерюге — не узнано!
— А ты, ровно, Иван Николаич, покруглей выглядишь: и ей-богу, чать, рыбку почал? — с насмешкой спросил Петр Матвеевич, не обратив внимания на замечание своего противника.
