Мирон Игнатьевич терпеливо уверял молодую, довольно красивую женщину в прочности торгуемого ею шерстяного платка.
— Ты, молодка, энтот плат-то и в тыщи годов не выносишь! — говорил он, пока она с боязливой нерешительностью мяла его в руках; — нить-то у него во-о-лос, без сумления! Что те, молодчик? — обратился он к подошедшему крестьянину, облокотившемуся на прилавок. — Что, говорю, покупаешь? — снова повторил он.
— Я, брат, струмент выглядываю, да чтой-то нет, ровно, экаго! — ответил он, зорко оглядывая полки.
— Плотничный аль кузнечный струмент-то? — спросил он. — Не сумняйтесь, молодка, то ись за верное говорю… вещь… статья! — обратился он к молодице. — Какой струмент-то, спрашиваю, званием-то?
— Имя-то его, подь оно к богу, твердил, твердил… да провались оно…
— Мастерства-то ты какого?
— Столяр! Избы рублю по деревням-то!
— Рубанок?
— Сказал… хе… Этот струмент я лонского года у городского мастера видел, не здешний, он сказывал! Вертит, вертит, да ах ты, братец, ну и струме-ент!
— Напарье, коль вертит!
— О-о! Напарье! Этот струмент… слово… имя-то вот, подь оно, и твердил!
— Что ценой-то? — прервала его молодица, ощупавшая и тщательно осмотревшая платок со всех сторон к свету.
— Без лихвы, красавица, полтора рубля! Самую свою цену и, ей-богу, себе дороже: уж так единственно за прелесть твою!
— О-отступись, за экой-то плат?
— Без износа, лебедка, по-о гроб жизни и деткам впридачу!
— Восемь гривен! — произнесла она.
Мирон Игнатьевич молча сложил платок и, не обращая внимания, отложил его в сторону.
— Видом-то, говорю, каков струмент-то? — снова обратился он к крестьянину.
— То ись как бы это тебе, братец, как шило, говорю, и с такими это фигурами, а-ах ты, черт возьми, и в кою сторону ты им не верни, все фигура, — объяснил он.
— Продаешь, что ль? — прервала его молодица, все еще продолжавшая стоять в раздумье.
— Дешево покупаешь, только домой не носишь! — ответил он. — Хошь купить, вот те рубль тридцать — последнее слово!
— И-и, так шило, говоришь?
— Шило, шило, совсем шило!
— Нету этого!
— И вижу, что нет! Не видать, как ни приглядываю, а струме-ент, как ни изловчись им, — все фигура!..
— А-а, фигура?
— Фигура, фигура, друг! И выдумали же, говорю, а? А что бы, к примеру, ты за экой самовар с меня спросил? — указав на среднего формата самовар, стоявший на окраине полки, спросил он.
— Десять рублев!
— Цена же!
— А ты как полагал?
— Ну да, оно, известно, всякому свое! Струмент-то вот этот, братец, а? И твердил званье-то его, лопнуть… и… уж без уступочки за самовар-то?
