— А в солдатах-то как? Там возьмут, поставят тебя, да и начнут палкой колотить, где ни попадя! Вот как в солдатах-то!.. А то вот у одних господ тоже вот эдак-то молодой барчук не учился, не учился, а как пришел в возраст, поглядели-поглядели на него да прислали бумагу — сослать его в каторжную работу в Сибирь, а в Сибири-то как зачали его, друга милого, пороть!
— Где моя шапка?
— А вот, милушка! Вот она!
— Ты что ж мне раньше не сказала, что она у тебя? А я искал, не нашел!.. Ежели бы я знал, я бы не искал и готовил из арифметики! А ты, вот! Зачем ты не сказала, что у тебя шапка?
— А ты не спрашивал, как спросил, так она и есть… На, красавчик, вот она!..
— Ты зачем ее смяла? Где моя арифметика?..
— А уж не знаю! Какая она из себя-то?
— Тоненькая, пестрая!
— А я сейчас…
Старуха проворно уходит и тотчас возвращается.
— Эта ли?
— Разве это арифметика? Это география! Я говорю, тоненькая, длинная и пестрая. Что за бестолковая такая!
— На-ко вот, всё что было книг принесла, выбирай любую.
— Я тебе говорю, одну книгу надо, а ты весь дом притащила? Разве это арифметика? Разве это тоненькая книга? Что ты, ослепла что ли?..
— Ну, ну, родимый, прости уж!.. Не знаю я… Коли не эти, то и еще поищу…
Гимназист умолкает. Очевидно, ненавистная арифметика найдена.
— Нашел, что ли?
— Когда ты ничего не понимаешь, так нечего тебе и спрашивать.
Кое-как гимназист, ежеминутно старавшийся ставить себе всевозможные преграды к удалению из дому, доведен, однакоже, до необходимости уйти. Он делает это с сердцем, громко хлопает дверью, и старуха после его ухода шепчет:
— Ох, грехи, грехи тяжкие! Настави его на ум, на разум, матушка, царица небесная!
Наконец просыпаются бабка и барыня, а часам к двенадцати и барышня. Первая входит в кухню бабка и басом произносит:
— Ты что не смотришь за печкой? Там уголья выпали, а ты тут толчешься, ничего не видишь?
Или что-нибудь в этом роде, но непременно выговор, замечание или, всего чаще, прямо брань.
Барыня тоже начинает с упреков и выражений неудовольствия.
— Ты, Авдотья, когда-нибудь совершенно выведешь меня из терпения! Самовар подала, а полоскательницы нет? Когда я договорюсь? Когда будет этому конец?
И вот начинается день скуки, праздности, праздного недовольства, обиженного на всё и всех ворчанья, день, весь от начала до конца переполненный призывами Авдотьи из разных углов дома. "Авдотья, где утюг? Авдотья, кажется, кто-то стучится! Авдотья! что же самовар? Авдотья! двадцать раз тебе говорят, сотри с окна воду! Авдотья, Авдотья, Авдотья!"
