Мне вообще-то нравилось у Фреда.
Посреди комнаты стоял круглый стол, в углу старинный комод с прямоугольным зеркалом, у стены массивный платяной шкаф производства пятидесятых годов. Симпатичные такие стулья с плетеными спинками, на подоконниках шеренги горшков с цветами и кактусами. Возле двери висел мешочек со спичками, с которого синий гном грозил пальцем и предупреждал об опасности пожара. Я и теперь еще не знаю, отчего мне так нравится эта комната.
Яко ухитрился с ходу завладеть единственным мягким креслом, с которого только что встал Фред, а книжку, лежавшую там, кинул на подоконник, к цветочным горшкам. Из нас четверых Фреди был самым хладнокровным и рассудительным человеком, но до тех пор, пока не трогали книги. Он не выносил неряшливого обращения с книжками. Ни разу я не видал, чтобы он небрежно бросил книгу, загнул страничку или подчеркнул в тексте, за исключением учебников. Этот вид литературы он презирал. А фантастику обожал. Он читал ее и по-русски, а если была бы возможность регулярно доставать ее и на английском языке, то по английскому у него в табеле наверняка были бы пятерки. Теперь Яко за неуважительное отношение к книжке был вытурен с кресла, и, чтобы все поняли, что хозяин поступил так не ради собственного удобства, кресло получил Эдгар.
Мы уселись за стол, и Фред выдал колоду карт.
Вообще-то, в смысле лет, все мы одинаковы — семнадцать. Кроме Фреда, которому уже восемнадцать.
В игре мне чертовски не везло. Карта не шла и не шла, хоть головой бейся о стенку или об стол. Должно быть, я уже прочно сидел на минусах. Спросил об этом у Эдгара. Запись вел он.
— Ты хотел спросить, сколько тебе осталось потрепыхаться? — неожиданно насмешливо переспросил он. — Уже совсем немного. Всего восемь. Не хватает только восьми очечков. Так-то вот, — с улыбочкой и нараспев протянул он.
— За меня не волнуйся! — отрезал я.
— Сдался ты мне!
Стального цвета глаза смотрели на меня из-за длинных ресниц враждебно и с насмешкой…
Эдгар был тощеват и казался выше меня и Фредиса, хоть мы и были одного роста. Вообще мы трое были длиннее людей нормального роста, потому как акселерация или что-то в этом роде, говорят, поставила на нас свою печать.
Эдгар был нервный и капризный, жуткий недотрога; одевался он всегда как-то странно. Например, если на нем были джинсы, то непременно местного производства по четыре семьдесят за штуку и с дурацкими бизонами на заду. Однажды мы скинулись и подарили ему на именины приличные импортные джинсы, но он почему-то ни за что не хотел их брать, мы с трудом его уломали. И знаете, что было дальше? Он ни разу их не надел! И вообще, я тогда не мог его понять, но все равно он мне нравился. Нравился, какой есть, хоть подчас он меня и недолюбливал.
