Из дома не доносилось никаких звуков — по крайней мере, там не было гостей. Она поднялась по ступеням и заглянула в открытую дверь. Ее взгляду предстала просторная светлая комната. На самом деле это вряд ли можно было назвать комнатой: верхняя часть внешней стены была откинута наружу и держалась на подпорке, и внутрь протискивались зеленые ветви кустов. Закрывающие дверной проем длинные сетчатые занавески колыхались от ветра. Желтоватый пол укрывали ковры, а мебель была из толстого золотистого бамбука. Стелла поймала себя на мысли, что никогда не видела более красивой комнаты.
На полу в дальнем углу стоял на коленях человек и чинил вилку настольной лампы. Стелла остановилась в дверях и с любопытством разглядывала его. Он был худой, чего она никак не ожидала. При таком освещении руки его казались очень смуглыми, словно у юноши, которого она встретила по дороге сюда. У нега были длинные черные взлохмаченные волосы.
Он зажег свет, встал и, должно быть, почувствовав ее присутствие, обернулся, все еще сжимая в руке отвертку. У него было худое лицо и болезненный вид. Он напоминал не важную особу, а, скорее, человека, не придающего значения своему положению. Он был высок и хорошо сложен, но сутулился, как будто считал красивое телосложение своим недостатком, который следует скрывать. Он выглядел лет на тридцать пять, а то и моложе. Стелла ожидала увидеть человека старше, примерно одного возраста с Дэвидом Уорвиком.
— Мистер Найал! — сказала она.
— Вас плохо видно. Войдите. Вы стоите спиной к свету.
— Извините. — Она была разочарована, потому что думала, что он сразу узнает ее. Она шагнула вперед, и он пристально посмотрел на нее. Он был в очках, за которыми его глаза, и без того большие, казались огромными. У него были темно-коричневые, почти черные, веки.
— Я вас не знаю, — сказал он. — Но ваше лицо мне знакомо.
— Наверное, вы видели меня на фотографии. — Наступило одно из решающих мгновений путешествия, и она чувствовала, что эта встреча будет так же важна и для него.
Он смотрел мимо нее, словно смущаясь, и качал головой.
— Не припомню.
— Мы не знакомы, — проговорила она. — Я Стелла Уорвик. — Она ждала. Настало одно из тех мгновений, которые, как она думала, сулят счастье. Она все еще принадлежала Дэвиду Уорвику, и в этом было какое-то горькое наслаждение. В конце концов, он выбрал ее, и на ней тоже лежала печать его личности.
Человек отнесся к ее словам недоверчиво.
— Вы не можете быть его
