— Я же сказал тебе, что я Петр, — ответил он, и темные силы снова зашевелились в нем.
Они уже повели его руку, попытавшуюся было забраться за пазуху девушке, но чужеземка ласково отстранила ее.
— Есть хочется. А что это в горшке, а?
Он дал ей отпить холодного айрана, и она снова пришла в восторг:
— О, как хорошо вы живете! А едите только натуральные продукты?
— Ага, — подтвердил Петр, расстилая небольшую скатерку и раскладывая на ней лакомства из торбы. — А ты знаешь, сколько мы здесь зашибаем! С тех пор, как пошла мода на грубую домашнюю шерсть, да еще с этим новым экономическим механизмом… А ну-ка, где тут у нас музыка? — вспомнил он о транзисторе и сунул руку в сумку-однодневку. — Позавчера сменил батарейки.
— Что это? — испугалась она, когда он вытащил свой маленький транзистор. Возможно, она ожидала увидеть свирель, да только зачем современному чабану свирель? — Откуда это у тебя?
Гордый, что ему удалось наконец изумить ее, он включил радио, которое тут же изрекло что-то об империалистах. Естественно, ничего подобного свирель не смогла бы изобразить.
— У меня и телевизор есть, даже два — цветной и портативный. Я же сказал, что мы здесь здорово зашибаем.
Она потянулась к транзистору, уверенно настроилась на другую волну, послышались другие голоса, музыка… Побледнев, она спросила:
— Петя, а какой теперь год?
— Ммм… тысяча девятьсот восемьдесят второй, а что?
— Ты же сказал, что четырнадцатый век?
— А, да то четырнадцатый век пошел болгарскому государству, у нас и праздники были, торжества. А вообще-то мы в двадцатом веке живем.
Она вскочила, судорожно, как припадочная, вцепилась ногтями себе в щеки и с перепугу снова залепетала гнусаво на своем поповском языке:
— Ооо, и бондет плач и скръжет зомбом… — и бросилась в сторону полянки.
Когда он прибежал, она уже отбросила шесты и панически стаскивала сено с машины.
— Погоди, что случилось?
Раскидав сено, она открыла то ли иллюминатор, то ли дверцу. Крупные прозрачные слезы текли по ее щекам.
— Какая ошибка! Господи боже мой! И бондет плач и скръжет зомбом!
— Что, что?
— Ад, настоящий ад ждет меня в институте, вот что! А в одной вашей книге так пишется об аде: и бондет плач и скръжет зомбом.
Увидев, что он тоже чуть не плачет, она бросилась ему на шею.
— Не сердись на меня, милый! И забудь меня, навсегда забудь, слышишь? И никому не рассказывай обо мне, прошу тебя! Нам строго-настрого запрещено вмешиваться в ход истории, а в ваших веках мы вообще не должны появляться! А теперь отойди, чтобы не зацепить тебя машиной.
