Из интереса Витя начал заносить все свои траты в компьютер, чтобы потом, по окончании месяца подсчитать, куда же уходят деньги. Получилось, что все обязательные платежи составляли сумму ровно в четыре раза больше его официальной зарплаты. На следующий месяц при довольно жесткой экономии с его стороны — всего в три раза больше. И у всех в их конторе было так же.
Другие ребята из класса тоже зарабатывали немаленькие деньги, но уже реально тяжелым трудом. Например, Миня Ершов работал водителем-дальнобойщиком. Последний раз виделись с ним в марте этого года на встрече школьных друзей, где обычно собиралось человек пять. Миня тогда только что приехал с Севера. Груз у него в этот раз был негабаритный — тяжелые экскаваторы, но до Сургута хоть с трудом, но как-то их дотянули. Казалось бы, почти все трудности позади. Однако севернее Сургута на дорогах начались большие проблемы. Штрафовали там безжалостно, причем официально с оплатой через сбербанк. Оказалось, что на Ямале гаишники получали очень большие зарплаты и оттого взяток совершенно не брали. Миня пришел на встречу со своей новой подругой возрастом чуть за тридцать, на вид — довольно бывалой, которая, посмеиваясь, тут же всех школьных друзей и перессорила. Григорьеву она сходу заявила, что у него дешевая рубашка, рублей за сто (черт его знает, сколько стоила та рубашка — Григорьев и не помнил). В то же самое время она обладала совершенно магической сексуальностью. Что-то произошло, появилось напряжение, и под конец все они пересрались, Миня не сдержался и все-таки дал подруге в глаз. Потом они с ней мирились известным способом: со стонами, запершись в ванной. Потом снова переругались и Миня ушел, хлопнув дверью. Время было позднее, Мариша осталась. Григорьев постелил ей на раскладном кресле. Часа в два, наконец, улеглись.
Григорьев уже задремал, когда вдруг проснулся оттого, что Мариша лежит рядом совершенно голая.
— Ты чего? — спросил он со сна.
— Мне холодно. Согрей меня!
— Знаешь что, иди-ка ты быстро на свое место!
— Слушай, Миня ведь все равно не поверит, что ты меня не трахнул, пока его не было, так что уже все равно.
— Мне — не все равно!
Поначалу она вроде как ушла. Потом посреди ночи вдруг зажегся верхний свет. Григорьев разлепил глаза. Мариша стояла в одних колготках на голое тело, делала какие-то завлекающие движения типа эротического танца.
Но и тут он сдержался, еле-еле дотянул до утра, потом вывел Маришу на улицу, показал направление к метро: „Давай!“ и так хотелось ей дать поджопник!
