Дверь открылась. Закрылась. Я услышал тяжелое, нервное дыхание Пита. Потом его шепот в темноте:
— Тиллон? Што…
— Все в порядке, — тихо сказал я. — Она у себя в комнате наверху, пишет расписку. Я схожу наверх, проверю.
— А? — (Я почти разглядел гримасу на его лице.) — Тогда зашем я…
— Я хочу, чтобы ты взглянул на расписку, прежде чем мы уйдем. Все нормально. Старуха не узнает, что ты здесь, пока я не заполучу то, что мне нужно.
— Ну… — сказал он нерешительно, пытаясь разобраться в происходящем.
Потом он махнул рукой и засмеялся. Мы ведь были с ним заодно, а я знал, что к чему. Я позабочусь о нем, как заботился прежде. Он ведь совсем простой парень; вот только одна вещь не давала ему покоя:
— …Весь тень я пытался вспомнить, Тиллон. Такая странная вешь. Как там пыло — в той песне, што ты пел? Ну, в той, про английского короля-пастарда?
— Песня! — выдохнул я. — Песня! И это то, что… — Я заговорил тише. — Зажги свет, Пит.
Я случайно задел выключатель рукавом, когда… когда… Когда что?
— Повернись. Он справа от тебя, там, возле двери.
Я увидел черную тень — это он поворачивался в темноте. Я услышал, как он шарит по обоям в поисках выключателя. Потом он снова прыснул, почти по-детски:
— …Такая клупая вешь в такой момент. Не обращай ты на меня внимания. Мошет, потом, когда…
— Нет, — перебил его я. — Сейчас самое время. Вот как там было, Пит:
Кошки на крышах, на черепице,
Кошки задрали хвосты, как блудницы…
Свет зажегся. Пит стоял ко мне спиной, как и должен был стоять.
Я выстрелил в него шесть раз — в голову и в шею. Он рухнул ничком, и ему пришел конец.
Я удостоверился в этом. Я осмотрел его, прежде чем уйти. Его лицо выглядело не лучшим образом, и все-таки, похоже, умер он счастливым. Кажется, он даже улыбался.
СКВОЗЬ ОГОНЬ И ВОДУ: ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК ОДИН МУЖЧИНА БОРОЛСЯ С ПРЕВРАТНОСТЯМИ СУДЬБЫ И ОТВРАТНЫМИ БАБАМИ…
Кнэрф Ноллид
Я родился в Нью-Йорке три десятка лет назад у бедных, но честных родителей и, сколько себя помню, всегда вкалывал, стараясь чего-то добиться и стать человеком. Но, сколько себя помню, кто-то всегда пытался испортить мне жизнь. Вот хоть в ту пору, когда я работал мальчиком на посылках у бакалейщика и, черт подери, не украл бы и десяти центов: мне ведь было всего-то восемь лет и смекалки на такое не хватило бы. Но тут одна старая кошелка обжулила меня при расчете, и тогда бакалейщик заявил, что деньги я прикарманил. Черт, стоило только посмотреть на эту старую кошелку, чтобы все про нее понять: грязные тарелки, одежда по всему дому разбросана — в общем, натуральный хлев. Потом она попыталась провернуть тот же трюк с другими рассыльными, но ее подловили, и всем стало ясно, что я денег не брал. Правда, бакалейщик уже успел меня уволить, сказав отцу, что я вор, и старик избил меня до полусмерти.
