— Н-но… но…
Хендриксон снова поднял бутылку. Потом лукаво на меня посмотрел:
— Слушай, мошет, ты… мошет, ты не гофоришь правду, а, Тиллон?
— Ага, — согласился я.
— Пошему… пошему она так делала? Я феть не перфый, там были другие. И… откуда ты знаешь, а?
— Забудем об этом, — ответил я. — Просто мне показалось, что я тебя подставил, когда тебя уволили по моей вине, вот и хотел для тебя что-то сделать. Но раз ты считаешь, что я вру, забудем об этом.
Я встал и вытащил кошелек. Извлек оттуда несколько долларовых купюр, показал их Питу, а потом засунул обратно; потом достал пять долларов одной бумажкой и протянул ему.
— И бутылку тоже забирай, — сказал я. — Желаю тебе хорошо провести время, перед тем как тебя повяжут.
— Н-но… — Он отшатнулся от протянутых денег. — Я не хотел тепя оскорпить. Эт-то просто…
— Послушай, для твоего же собственного успокоения, — перебил его я, — почему бы тебе не позвонить старухе? Вот телефон. Спроси ее, не собирается ли она упечь тебя в кутузку, как только у нее появится такая возможность.
— Н-но я феть не…
— Но ты же помнишь, что это неправда? Я же тебе наврал.
Лицо Хендриксона посерело. Он сделал такой здоровенный глоток, что почти осушил бутылку.
— Тиллон, — прошептал он. — Как… што… што эт-то?
Я сел напротив него и начал говорить, глядя ему в глаза.
Возможно, он и не был у Моны первым, сказал я. Но разве он может доказать это? И может ли он доказать, что она совершеннолетняя и что они со старухой в сговоре? Чего стоит его слово против их слов? Это ведь у него уголовное прошлое и репутация пьяницы.
Почему старуха так с ним поступила? Да просто потому, что она гнусная стерва, чертовски подлая (он кивнул), и она затаила на него зло, верно? Они крепко повздорили перед тем, как он перестал на нее работать (Пит снова кивнул), и старуха рассвирепела. Она не на шутку разъярилась и хотела его посадить.
Пит тупо покачал головой. Тонкая струйка слюны потекла у него из уголка рта, и он ее вытер.
— Пошему? — спросил он. — Я ферю тепе, Тиллон, но пошему она скасала…
— Потому что думала, что я на ее стороне, понимаешь? — соврал я. — Я поехал туда, чтобы найти тебя и взять то, что ты задолжал магазину, но ведь для меня это просто работа. Я ведь не держу на тебя зла и докажу это. Но старуха-то думала, что как раз держу, вот и решила, что я буду с ней заодно. Когда я уезжал, она попросила меня, если найду тебя в оранжерее, вернуться и сообщить ей. Она, видите ли, решила устроить тебе веселенькую жизнь… Так-то. Но говорю же, я вовсе не держу на тебя зла. Я твой настоящий друг и доказал тебе это, верно? — (Он помедлил, но затем с уверенностью кивнул.) — Так что я вернулся к ней и сказал, что ты уже не работаешь в оранжерее. Потом спросил ее, что она задумала. Ну, чтобы тебя предупредить. Тут она, может, чего заподозрила, потому что объяснять ничего не стала. Сказала только: мол, полицейские тебя все равно найдут и тогда уж тебе не поздоровится. Но я не хотел уходить, прикидывался, что тоже зол на тебя и хочу ей помочь, и тогда она возьми да и выложи, что у нее на уме…
