— «Международный дом блинов», — твердо сказала Дорис. Количество ресторанов, которые она соглашалась почтить своим присутствием, было весьма ограниченно. Как правило, Дорис выбирала «Международный дом блинов», но время от времени ее удавалось уломать на посещение закусочных «Деннис», «Перкинс» или «Боб Эванс»[14]. Иногда Дорис заглядывала в «Макдоналдс», который называла не иначе как «магазином гамбургеров», как правило, это случалось после визита к доктору или шопинга в «Сире» или «Джей-Си Пенни»[15]. Дорис обедала в фаст-фудах всю жизнь: покойный отец Руби, говоря словами Элейн из «Сенфилда», «чрезвычайно трепетно относился к деньгам». Кроме товаров на распродажах в «Сире» или «Монтгомери-уорд», он принципиально ничего не покупал. Руби было уже лёт семнадцать, когда она узнала о существовании ресторанов, где в меню напечатаны не картинки, а названия блюд и нет скидок для пожилых. Одним из детских воспоминаний были долгие часы «выгодного» шопинга, когда сперва приходилось тащиться в «Великан», где по дешевке дают ветчину, затем в «Гранд юнион» на распродажу консервов и в «Ай-джи-эй»[16] за недорогими фруктами и овощами — все за один заход.
Узнай Дорис, сколько денег тратит дочь, ее наверняка хватил бы удар. Каждый раз, когда Дорис интересовалась, сколько стоили туфли, билеты на концерт или поход в кафе, Руби уменьшала цену вдвое. Купив туфли За сто долларов, она признавалась матери в пятидесяти баксах, и все равно Дорис качала головой: «Ух ты, такую обувь только богачкам носить!» И начиналась длинная нотация: дескать, экономь деньги, дочка, как жаль, что ты не похожа на хорошеньких тоненьких девушек, вокруг которых так и вьются мужчины, оплачивающие их счета. Придется тебе самой себя содержать…
Однажды Руби проговорилась, что оставила тридцать долларов на чай в одном из центральных ресторанов. Дорис до сих пор припоминает дочери тот случай, повторяя: «Женщина, оставляющая тридцатник чаевых, должна сходить провериться. В следующий раз оставь доллар и иди восвояси. Тридцать долларов официантке! Слыханное ли дело?»
— Прекрасно, — отозвалась Руби в ответ на заявление о «Международном доме блинов», придерживая дверь для Дорис, которая двигалась медленнее обычного. Руби подавила инстинктивное желание спросить мать о самочувствии, не желая подвергнуться залповому обстрелу жалобами на недомогания — от остеопороза до болей в груди. Жаловаться Дорис обожала, хотя врачи в один голос утверждали, что старушка здоровее их самих. Руби считала, что так у матери проявляется горе. Когда умер муж Руби, Дорис не плакала и не впала в депрессию. Наоборот, она твердила дочери, что не следует рыдать так много, ведь папа теперь в лучшем мире. Единственными переменами в Дорис стали бесчисленные жалобы на всевозможные боли и колики, а кроме того, раздражительность, усугублявшаяся с каждым годом.
