«Тачдаун» — кодовое слово, сообщаемое кораблю, означающее: «операция окончена».
Если бы что-то пошло не так, мы должны были бы рапортовать: «Мяч вне игры».
Мы услышали ответ:
— Белый Всадник зафиксировал тачдаун. Примите к сведению, у нас штормит, валит со стороны на сторону. Есть вероятность, что мы не сможем поднять вас на борт. У вас есть запас топлива?
Волны становились выше, и экипаж корабля не был уверен, что может безопасно поднять нас на борт. Если они спросили про запас топлива, значит, хотят, чтобы мы плыли сами. А это предполагает долгое, холодное передвижение на лодке вниз по реке по направлению к бухте Дель Мар в Кэмп-Пендельтон. Моя шерстяная фуражка намокла и падала на глаза. Я повернул козырек назад и посмотрел на капитана Уитмера.
Он, щурясь, смотрел на пенящиеся волны. Я воображал, что он слышал песни сирен о тепле и отдыхе, которые ждут солдат на корабле, и об удовольствии рапортовать начальству об успешно выполненной операции. Но это были учения, и капитан Уитмер будет делать все возможное, заставляя роту импровизировать, адаптироваться и превозмогать трудности.
— Использовать резерв, — приказал он.
Мы плыли два часа. Когда волны сталкивались с лодкой, ледяные брызги, словно иголки, кололи незащищенные комбинезоном участки моего тела. Каждый раз, находясь под волной, я думал, что мы перевернемся. Прожекторы показывали, что нам нужно было брать левее. Я представлял себе людей, каждый день ездящих из пригорода на работу и обратно. Они, наверное, в это раннее утро уже сидят за рулем своего теплого автомобиля, слушают радио, пьют кофе маленькими глотками. В передней части шлюпки у одного из морских пехотинцев явно было переохлаждение. Он перестал дрожать, губы стали бледными, с синеватым оттенком. Мы пытались, как могли, обнять его, поделиться нашим теплом и оградить его от холодных брызг. Капитан Уитмер сидел на трубе планширя. Ни дискомфорт, ни увещевания, ни риск не смогли бы заставить его повернуть обратно.
Вскоре после восхода мы заплыли в Дель Мар, и я вступил с Уитмером в некое подобие конфронтации: алгоритм его действий оставался мне неясен.
— Сэр, почему вы, по крайней мере, не попытались попасть на борт корабля? Зачем заставлять солдат страдать? Мы все равно, при реальных операциях, никогда не будем использовать лодки.
Капитан долго смотрел мне в глаза, он как будто был удивлен тем, что я не понимаю его намерений.
— Нет, дело не в снаряжении. И даже не в операции. Дело в людях. — Он окинул взглядом солдат, сейчас, в утреннем солнечном свете, они смеялись и мыли лодку. — Когда рота страдает, мы не тратим зря время и не оскорбляем друг друга. Когда дела плохи, наши морские пехотинцы учатся взаимодействию, взаимопомощи, и это вернется нам сторицей. Если этому батальону будет суждено участвовать в настоящей военной акции, «Браво» даст нам сигнал, и мы тут же будем готовы.
