ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
где много рассуждают и приходят к выводу, что рыбам лучше жить в воде
А пшеничному раздолью не было конца и края. Кончалось одно поле — начиналось другое. Страданиям маленького суслика тоже не было конца.
Но потом Острый Зуб подумал: «Какой большой этот Казахстан! Если бы я на каждом поле справлял свой день рождения, мне было бы уже… даже страшно подумать! Я был бы дряхлым-предряхлым стариком, мне исполнилось бы миллион-триллион-двадцатьшестнадцать лет! Нет, — решил он, — лучше быть молодым. Тем более, что и к молодому суслику приходят такие мудрые мысли. А пшеничное поле, наверное, найдётся и в Чувашии». И Острый Зуб стал веселее смотреть на мир.
А Илюк шёл, помахивая хвостом, и думал: «Какой же Казахстан огромный! Недаром Нобад и его дед говорили, что Казахстан огромный. Дашгын-ага — мудрый, и Нобад — уважаемый. Если сложить Бывшую Ковыльную Страну, Бывшую Полынную (а теперь одну — Пшеничную), потом ещё Горную и ещё Пустынную, сюда же пустить несколько тысяч рек (разных — маленьких и больших!), разлить несколько тысяч озёр (разных-разных — маленьких и больших, солёных и пресных!), какой же знатный получается Казахстан! И жется… к тому же впереди нас ждёт…» — Илюк потянул хоботом.
— Острый Зуб, в пяти километрах отсюда — море! — сказал он.
— Как? — вытаращил глаза суслик. — Кто тебе сказал?
— Мой хобот! Когда ветер навстречу, он чувствует на пять километров вперёд.
Круглая мордочка Острого Зуба вытянулась. Как же балует некоторых природа, каких только подарков не делает им! Хобот, который чует за пять километров, подумать только! Но уже через минуту мордочка Острого Зуба опять стала похожей на жёлтый надутый шарик.
— Нет! — сказал он, подняв уши торчком. — Нет! Мои уши говорят: море — в пяти километрах и трёх шагах!
Теперь настал черёд удивиться Илюку: вот это уши! И правда, когда до моря осталось три шага, Острый Зуб показал:
— Видишь, и ещё три шага!
Море — тоже целая страна. Страна Воды! Сегодня море полно белых птиц. Издалека-издалека, блестя оперением, приближаются они. А когда подходят близко, становится ясно, что белые птицы — это волны. Вот они стремительно несутся к берегу. Ударит волна, и тут же, не давая ей уйти обратно, нагоняет вторая, и они, две волны, сцепившись, взмывают вверх и, ударившись о берег, рассыпаются белой пеной.
