ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
в которой выясняется, что большой подарок (например, пшеничное поле) может вскружить голову
— Это какая страна? — Пшеничная Страна! Пшеничная Страна! — стаями поднимались в воздух жаворонки.
И правда, путешественники ещё издали увидели сияние пшеничного поля.
— Была Ковыльная! Была Полынная! — вились в небе жаворонки. — Стала Пшеничная! Стала Пшеничная!
Острый Зуб усмехнулся, Илюк улыбнулся, они хорошо помнили, как чуть не оплошали в Туркмении. Пусть другие говорят что хотят, а они скажут: Ка-зах-стан!
Дошли до поля и зажмурили глаза. Каждый колос словно солнечный блик.
— Невозможно удержаться! — вскрикнул Острый Зуб. От нетерпения он пробежался взад и вперёд по спине Илюка и спрыгнул на землю.
Острый Зуб был в восторге. Он крутился, стараясь увидеть как можно больше колосьев сразу. Потом дотронулся коготочком до сверкающего стебля пшеницы, решительно мотнул головой и, обхватив один стебель, согнул его.
— Илюк! Что с моими глазами? Мне кажется, этот колос выше меня! Иди-ка, померяй нас! — И он завертелся и запрыгал, пытаясь помериться ростом с колосом.
— Нет, Острый Зуб, колос слишком велик. Придётся тебе сначала помериться с его зёрнышком.
— Не может быть! Не шути, Илюк! Я стал твоим другом только потому, что ты самый серьёзный из всех слонов, каких я знал. А теперь и ты где-то выучился дразниться. — Острый Зуб схватился за другой колос. — Такую пшеницу жалко есть! Единственное её назначение — украшать белый свет!
— Жалко, да не всем, — не согласился Илюк. — Вон там стадо гусей забралось в пшеницу.
— Ка-ак!
Острый Зуб взбежал на плечо Илюка и встал на цыпочки. Не веря своим глазам, протёр их. Потом он, проклиная всех птиц на свете, спустился на землю, обнял сверкающий стебель и глубоко задумался.
— Послушай-ка, Илюк… — сказал он наконец. — А зачем обязательно идти в Чебоксары? Разве мы дали кому-то клятву? Мне-то что, я сижу и пою, захочу — могу вздремнуть, но каково тебе? Не знаешь отдыха ни днём, ни ночью, осунулся, постарел. Тебе ни за что не дашь три года.
— Мне скоро четыре.
— И четырёх не дашь! Ты выглядишь таким старым, словно тебе семь или даже восемь лет! Нет, Илюк, если ты ещё хочешь пожить на этом свете, хватит путешествовать! Потом будет поздно! Разве мы слово дали Хеве-дусь? Так, мол, и так, жди нас, мы будем жариться в раскалённых песках, захлёбываться в бешеных реках, терять хвосты и хоботы в горных ущельях. Ты ей так не говорил? Нет? И я не говорил. Зачем же нам опять куда-то тащиться… и оставить здесь… это поле… самое прекрасное поле… Так вот, слушай! Ты должен, ты обязан слушаться старших! Я старше тебя, и моё слово для тебя закон!
