– Помоги же! Ну!!!
Она снова упала и снова поднялась. Она задыхалась и рыдала в голос. Раскрасневшаяся, растрепанная, исходящая паром, жуткая и не похожая на саму себя.
Хлыстов, переборов приступ отвращения, протянул баронессе руку. Ева же быстро села, погрузившись в воду по плечи, и сунула пальцы в ил.
Секунду до того она еще колебалась. А вдруг не выйдет?.. А вдруг она сама подписывает себе приговор?.. Было понятно: безголосый Петруша не простит задуманного и определенно не станет церемониться.
Но в этот тихий день баронесса совершенно отчаялась. И дырки на чулках – как бы это прозаично ни звучало – стали последним аргументом во внутреннем споре, который терзал ее на протяжении многих дней. Итак, она решилась.
Пальцы сомкнулись на чем-то твердом и округлом, скрытом под слоем ила. Она до сих пор понятия не имела, в чем заключалось ее спасение. Сердце отчаянно заколотилось, наполняя мышцы разгоряченной кровью. В тот же миг Ева прыгнула вперед. В ее руках белела массивная, в два локтя длиной, кость. Не долго думая, баронесса ударила своего палача.
Внутренний «паучок» вновь не сплоховал. Хлыстов проворно отпрянул. Обглоданный сустав размером с детскую голову промелькнул перед его чувствительным носом.
Баронесса поняла, что промахнулась. Завыла обреченно и зло. Сделала шаг, развернулась и замахнулась еще.
Упала!
Зашумело в ушах; в рот и нос хлынула теплая, как парное молоко, вода.
Сейчас он схватит. За длинные волосы или за шею. Потянет вверх – стриженный под горшок идиот ведь невероятно силен! – затем одним движением свернет ей голову.
Непременно брыкаться! Царапаться и кусаться! Бороться! Отбиваться!! Больше такого случая не будет!!!
Вновь на ногах! Клокочет в глотке вода… Ее оружие, ее первобытная дубина, описывает в воздухе дугу: баронесса готова ударить во второй раз, хотя почти ничего не видит.
…Хлыстов лежал на камнях, раскинув руки-ноги. Светло-русые волосы стали почему-то коричневыми. По темному в зеленоватых прожилках боку валуна в озеро стекали алые струйки: ни один «паучок» не в силах сделать поверхность под твоими сапогами сухой…
Ева выпустила кость, пошатнулась. Теперь ноги действительно перестали слушаться. Вот незадача! Она поползла к берегу – к счастью, до него было рукой подать; она то и дело хлебала воду и кашляла каждую секунду.
Выбралась полуживая (или полумертвая), будто жертва кораблекрушения. Откашлялась, отдышалась, перевела дух. В оазисе царила тишина: ни уханья деревьев, ни возни хвостатых лягушек, только истово стучало сердце молодой баронессы.
