В общем, днём настрой был помажорней, чем по вечерам, когда наваливались тоска и безнадёга. Днём нам удавалось врать себе и друг дружке, что положение не такое уж и аховое, что всё это временно, что — нет, не сегодня ещё, пожалуй, но завтра — ЗАВТРА…
А потом приходила тьма, и мы опять — все вместе и каждый поодиночке — оказывались в милой взбалмошной субботе, где у ребятишек ещё были родители, а у меня не было этого сосущего чувства вины за то, что рядом с ними не отцы, а я — суррогат и эрзац, заменитель, обманка, фуфель с перцем!..
Чтобы как-то отвлечь личный состав и себя самого от упаднических настроений, я пытался развлекать юношество своей излюбленной когда-то игрой. Пересказывал известные литературные истории, подменяя имена героев расплывчатыми «один тип», «этот ханурик» или совершенно уже безликим «она». А историй у меня, хвала аллаху, хватало.
Из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши мальчишки? Я был сделан из бабушкиных сказок, книжек, за которыми она подлавливала меня позже с фонариком под одеялом, да пары тысяч фильмов, которые посмотрел уже после того, как её не стало… И я бряцал эрудицией, пока Лёлька не начинала кричать: «Карлсон?.. Нет?.. А кто же тогда? Ну ведь Карлсон, да?» — «Это Гамлет», — поправлял её Тим, и я принимался за новую байку — про какую-нибудь Красную Шапочку, приключения которой в моём изложении больше напоминали мытарства Анны Карениной, гибель которой была самым большим несчастьем в жизни другого, по-настоящему великого рассказчика, о котором они, скорее всего, даже и не слыхали…
Иногда я сознательно поддавался и рассказывал про колхоз, сумевший убрать неожиданно рекордный урожай, лишь навалившись всем скопом. Но голодная аудитория реагировала на интеллектуальные выверты — особенно про съестное — всё прохладней, и меня накрывала очередная волна самоуничижения: фуфель, эрзац и делее по списку…
Казниться всегда было моим любимым занятием. Теперь, по трезвому осмыслению, я понимал, что ничем другим никогда, собственно, и не занимался — лишь копался в прошлом, бередил настоящее да манкировал будущим, фокуснически чередуя проклятия и оправдания своего пребывания в том, и в другом, и в третьем… А оно вишь как развернуло. Словно кто схватил тряпку да и стёр с доски все формулки, которые ты на ней жизнь целую меленько мелком выводил. Ша, говорит, хватит хрестоматии, начнём с нуля. Прошлого больше нет. Укатило, брат, твоё прошлое в Валюхином джипушнике, платочком из форточки маша! А будущего и тем более нету. Ровно до тех пор, пока ты с нынешним не разберёшься.
