Лёлита, или Роман про Ё | страница 130
Поняв, что не спасло, берусь за посерьёзней. Мебель, например, переставлять. Кардинально. Чтобы как ещё не стояла. А это вам не косынку разложить — это уже всем пазлам пазл: живу давно, стояло всяко…
А дабы не сорваться, подстраховываюсь (не рассказывайте только кому попало) большой стиркой. А большая — значит перестирать всё. Вообще всё, что в машинку влезет и мяукать оттуда не будет. И это малюсенькая, а победа. Гарантированные сутки личного неучастия в пополнении вонючего очистного болота под названием мировая литература собственной жалкой жижей.
Но наутро всё сызнова, а пыли вроде как нет, посуды грязной тоже, и телик уже поперёк души, и тогда в голову лезет немыслимое: а не пора ли обдирать обои? И тут же мысленно бью себя по губам: не сметь! умник какой! обои — энзэ! обоями раз в десять лет отмазывать можно, не чаще, не то каждую неделю переклеивать будешь.
И пускаю в ход крайнее, зато безотказное: вынаю на середину один из ящиков с когда-то начирканным и увязаю в нём наверняка и очень надолго. Ибо ничто так не оскопляет жажды натворить новых глупостей, как панихида по уже натворённым. После чего с подразумевающимися слезами на сваливаю всю эту ересь обратно, вертаю откуда взял, и врубаю-таки свой постылый рыдван. Как бы нехотя. Между прочим как бы — типа, почту проверить. Почту-то проверять время от времени надо? Надо! Нету почты? Ну и ладно, вам же хуже. Тогда вон кубики немножко пороняю. Или шарики. Это-то можно? А потом паука помучаю, ладушки? Совсем чуть-чуть. А следом и маджонг — я ж ни разу ещё его дважды за день не окучил, и надежда на это наполняет жизнь каким-никаким, а смыслом.
И пошлая маленькая ложь срабатывает, и я истово роняю, и мучаю, и окучиваю, и лишь после трёх-четырёх часов и, соответственно, дней и ночей тщательно скрываемого свербежа открываю лёгким, но дьявольски жадным щелчком чистую страничку ворда и превращаюсь в машину по перегону сквозь организм кофе. Варимого и растворимого, жгущего и сто раз остывшего, до противности сладкого и горше хины, с корицей или молоком — топлёным, нет, сиротски обезжиренным, а то и вовсе со сливками — или без того и другого, и третьего, поскольку столько кофе можно лишь разнообразя — хотя бы вот эдак, будь оно всё окончательно неладно. И сижу перед экраном, глощу эту гадость кружку за кружкой и сандалю любимую «Яву» явскую в твёрдой — из неписаного расчёта пачка на пять-шесть часов. (А в отдельные, особо бессознательные моменты, её, голубушки, и на сотню минут едва хватает, так что с кофе, думаю, всё понятно: надо же чем-то язык с глоткой промокать)…