Как, чёрт меня побери, и всё остальное!
Потому что для что-где-когда эта свалка обрывочных знаний, может, и годится, но тут, в Шиварихе и окрестностях — много ли от неё проку? Ну-ка, сам: много? — Ну и ладно! И пойду вон и утоплюсь. — Ой, вот не надо! Успеешь ещё, Муму! — Успеешь с вами! Не нынче-завтра замёрзнет. — А ничо, луночку прорубишь, тут высших образований не требуется. Сам не сообразишь, Тимку попроси, или вон Лёльку, эти и подскажут, и подмогнут. Только не объясняй, зачем, а то они тебе ещё и показательный сеанс психотерапии устроят. Ты им будешь парить, что Фрейд фашист и шарлатан, а они тебя по его фашистской методике и в чувство приведут, и от меланхолии излечут, и на путь истинный наставют.
Сумлеваисси? — Ни капли. — То-то. Ты иди, Андрюх, иди лучин што ли вон нащепи покеда…
То есть, недели летели, а я не мог отыскать себе хоть какого-то применения. А дети бездумно противились моим попыткам принять в их промыслах и начинаниях хоть какое-то посильное участие. И это ярило: все при деле, а ты иждивен.
Тим совершенствовался в охоте. Отложил ружьецо и начал носить ушастых без единого выстрела. Вот убейте — не понимаю, как он додумался до силков. Дед, наверное, науськал. Для меня силок просто слово. То есть, я в курсе, что это петля такая специальная, но за счёт чего оно работает — хоть убейте, повторяю… В лучшем случае могу представить посылочную коробку, приподнятую с одного края и на палочку поставленную. Тупой заяц залезает под неё — допустим за морковкой, а она — фигак, и зверь ваш. Но это в теории. А вот с какой она стати фигак — уже сопромат. Видимо, сознательный косой должен сам эту палочку ногой откидывать, в ловушку забрамшись…
Искусство, в общем.
А Лёлька обложилась мукой, дрожжами и чем там ещё полагается, и наладила хлебопекарню. Первый каравай вышел… ну, не комом, конечно… сгорело у неё, короче, первое изделие. А второе больше смахивало на полусырой лаваш. Но ведь потом-то пошло! Три дня повозилась, и — на ты с печью, и мастерица. Дед мякишем не нахвалится, Тимка одними корочками готов перебиваться, да и я, по правде сказать, такого духмяного с советской власти не едал…
Ребятишки, стало быть, изощряются, а ты под ногами путаешься, Деда развлекаешь да Кобелину бесишь…
Вдруг — озарило: эй, перец! да вот же она, твоя-то работёнка, перед глазами прямо. Пошёл к Деду: за санкцией. С санкций выходило как-то спокойней.
— Старый, как посмотришь, ежели я в рейд по селу (учёный уже, знаю, на что давить) двину?
