Я тогда начинал работу, замыслил роман "Раскол", мне нужно было воочию увидеть монастырскую жизнь. Первый раз, когда я там был, жил у отца Зенона в его келье, но никакой мысли не было, чтобы креститься.
А второй раз он уже поместил меня в бывший капустный погреб, где хранилась прежде зелияница: квашеная капуста, огурцы. Этот погреб превратили в своеобразную гостиничку. Там были белёные стены, люк, сороконожки ползали, что меня ужасно угнетало: большие такие черные струились. Сижу, и вдруг открывается люк. Сапоги рыжие, стоптанные показываются, ряска старенькая: монашек спускается своеобразный, светленький лицом, с бутылкой вина. Это был архимандрит Таврион.
Разлил по стаканам, и стали мы беседовать о Боге, о вере. Я сначала задирал, что Бога никто не видел, мол, откуда известно... Признался, что хотел креститься несколько раз, но всякий раз страх меня охватывал.
Один раз даже пробовали меня крестить в Пасху, в 4 утра. Я во время службы стоял у престола, держал образ Богородицы. Закончилась литургия, священник узнал, что я не крещёный, говорит: "Давай, сейчас окрестимся". Но я сказал: "Нет, не могу сейчас".
И тут этот монах. Говорю: "Я ничего не знаю из святых писаний, из молитв". Он: "И не надо. А зачем знать? Это и не нужно. Знай одну молитву "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, прости меня, грешного". А больше ничего и не надо, никаких молитв". Я говорю: "Как креститься, если такая сумятица во мне? Бог от меня так далеко, меня не призывает". Он мне: "Раз ты в этом погребе сидишь, значит, Бог в тебе. Иначе ты бы в этом погребе не сидел".
Короче говоря, мы бутылку выпили, он ушёл, крышку люка закрыли, я остался на ночевую. Спустили какую-то еду мне: всё вместе — макароны, картошка, — в одной груде. Я есть не мог. Ужасно мне претило.
Через сутки дали весть, что утром поведут меня крестить. В реке вода была студёная, градусов, может, 7 или 6. Крестили, как в древности, с погружением. Так неожиданно. Меня крестили два архимандрита: Таврион и Зенон.
Получилось так, что с той поры мне сопутствуют люди такого мягкого, тёплого вида. Потом встретился отец Дмитрий Дудко, который крестил моих детей. Потом отец Виктор из Тверской области, из Максатихи. Они все как бы одного калибра. Только те трое все худые такие, как воины-аскеты, а отец Дудко другого вида.
И, хотя я крестился, но, честно говоря, не могу сказать, что Бог именно тогда вошёл в меня… Он в каждом из нас, но только мы не можем догадаться, узнать. Это узнаётся ведь не по тому — много ты ходишь в церковь или мало, постишься ты или нет. Важно, Бог есть или нет по отношению к ближним своим, по отношению к малым сим, которые тебя окружают, насколько у тебя есть способность помогать, насколько у тебя душа зажигается совестью при виде несчастий. Присутствие Бога — и есть совесть человеческая. Не совершаешь никому зла — вот ты и в Боге. Святые отцы так и говорили: "Господу не нужны ваши хождения в церковь, метания, молитвы и поститвы, если вы не делаете добра ближнему".
