Началось выдвижение кандидатур. Появились кое-какие, как всегда хилые, альтернативы. Депутаты вдруг оживились, как бы обрели второе дыхание, и принялись неорганизованным шумом и смехом выказывать нежелание избирать Горбачёва на новый срок. Перешли к слушанию выступлений кандидатов. По алфавиту: Авалиани, Бакатин. Настал черёд Горбачёва. С постной физиономией изношенного гастролями провинциального трагика, он произнёс: "Я долго обдумывал ситуацию, как она сложилась, — в зале раздались смех и аплодисменты, — искал единственно правильный ответ, — продолжал паясничать Горбачёв под нарастающий смех делегатов, — если меня будут выдвигать, — доносились сквозь шум и смех слова трагика, — кандидатуру свою снимать не буду". (Общий смех и бурные, с издёвкой, аплодисменты.)
В жизни мне довелось много раз наблюдать Горбачёва в самых разных ситуациях, ещё с тех времён, когда он был секретарём ЦК по сельскому хозяйству. Уже давным-давно меня перестали интересовать его слова, зато глубоко заинтриговал один вопрос: было ли ему хотя бы однажды за всю его долгую жизнь в политике по-человечески стыдно. И вот на основании своих собственных наблюдений, на основании того, что мне рассказывали о Горбачёве люди, работавшие с ним, на основании литературных трудов об этом феномене в роду Homo Sapiens, я был бы склонен допустить, что нет, ему ни разу не было стыдно. Не в этом ли главный секрет его феноменальной по своему цинизму политической карьеры? Ведь и сейчас страна второе десятилетие глотает по его милости кровь и слёзы, таскает из конца в конец гробы, вымирает с невиданной нигде быстротой, а ему, нашему славному теперь уже социал-демократу, всё — божья роса. Чуть, и опять сидит героем дня в телевизоре у Гусинского, что-то лопочет, учит нас всех ответственной политике. Ну создаёт же Бог такое!
В знаменательный день 10 июля лидер украинских коммунистов Гуренко трудился с утра до вечера, говорят, по собственному желанию без замены*, и обеспечил-таки успех блицкрига. Помните, ещё 9 вечером Лукьянов открывал обсуждение нового Устава, а уже 10 вечером Гуренко обеспечил обновлённой до состояния клинической смерти КПСС и нового генсека. Тем самым было нанесено решающее поражение силам, вынашивавшим надежды на смещение Горбачёва с поста Генерального секретаря во имя спасения партии и Советского государства. Всё остальное уже не имело большого значения.
После того как Горбачёв достиг желаемого, наступила третья, заключительная, фаза съезда: "зачистка и вынос знамён". На этом этапе, правда, не без проблем, но всё-таки продвинули Ивашко в заместители генсека; быстренько, в оптовом режиме, избрали новый ЦК, смело смешав в одном флаконе коммунистов с антикоммунистами; сформировали Центральную контрольную комиссию КПСС во главе с Борисом Карловичем Пуго. Тем самым Пуго, который в августе 1991 года, поражённый открывшейся ему правдой, скажет о Горбачёве за день до своего самоубийства: "Он нас всех продал! Жалко — так дорого купил и так дёшево продал. Всех!"
