22 июля Сталин писал в "Правде": "Когда теперь, у раскрытого гроба, вспоминаешь весь пройденный путь тов. Дзержинского — тюрьмы, каторгу, ссылку, Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, восстановление разрушенного транспорта, строительство молодой социалистической промышленности, — хочется одним словом охарактеризовать эту кипучую жизнь — ГОРЕНИЕ.
Буржуазия не знала более ненавистного имени, чем имя Дзержинского, отражавшего стальной рукой удары врагов пролетарской революции... Не зная отдыха, не чураясь никакой черной работы, отважно борясь с трудностями и преодолевая их, отдавая все свои силы, всю свою энергию делу, которое ему доверила партия, — он сгорел на работе во имя интересов пролетариата, во имя победы коммунизма. Прощай, герой Октября!"
Да, Дзержинский испил полную чашу судьбы борца. С юных лет его арестовывали, на долгие годы бросали в тюрьмы, ссылали в дальние края, вплоть да Сибири, а он бежал оттуда, — и все это едва ли не чаще, чем даже Сталин. В 1908 году, после разгрома первой русской революции, в одиночной камере Варшавской цитадели он записал в дневнике: "Пятый раз я встречаю в тюрьме Новый год (1898, 1901, 1902, 1907)... В тюрьме я созрел в муках одиночества, в муках тоски по миру и по жизни. И, несмотря на это, в душе никогда не зарождалось сомнение в правоте нашего дела. И теперь, когда, быть может, на долгие годы все надежды похоронены в потоках крови, когда они распяты, когда много тысяч борцов за свободу томится в темницах, или брошены в снежные тундры Сибири, — я горжусь. — Я вижу огромные массы, уже приведенные в движение, расшатывающие старый строй. Я горд, что я с ними, что я их вижу, чувствую, понимаю и что я сам многое выстрадал вместе с ними.”
Вскоре после его смерти Маяковский через весь континент бросил Максиму Горькому, жившему тогда на Капри:
И Вы/ в Европе,/ где каждый из граждан
смердит покоем,/ жратвой,/ валютцей!
Не чище ль/ наш воздух,/ разряженный дважды
грозою/ двух революций.
Бросить республику,/ с думами,/ с бунтами,
лысинку/ южной зарей озарив, —
разве не лучше,/ как Феликс Эдмундович,
сердце/ отдать/ временам на разрыв...
Это сердце переполняли не только гнев, боль и гордость. Однажды, уже в советское время, Дзержинский, возглавлявший борьбу против беспризорщины, — пять с половиной миллионов бездомных сирот! — признался: "Я страстно люблю детей... Не поверите, но эти чумазые — мои лучшие друзья... Сколько бы талантов погибло, если бы их не подобрали! Всему их надо учить: и рожицу вымыть, и из чужого кармана не тянуть, и книжку полюбить.."
