Есть еще третий сегмент послания. Это отношение к нашим, так сказать, свободам. И прежде всего к свободе слова. Похвально, что президент легко переступил через плоские толкования экранных оракулов и попытался углубиться в сложный лабиринт демократических построений. И неизбежно пришел к выводу: цензором и дирижером в СМИ может быть не только приставленный властью чиновник, но и "спонсирующий денежный мешок". Да, это так. Это мы проходили, это мы читали в ленинской работе почти столетней давности — "Партийная организация и партийная литература". Я аплодирую этому пассажу. Вместе с тем, автор послания не смог прийти к конструктивному заключению, которое позволило бы увидеть перспективу освобождения слова от несвобод… Так бы я оценил послание.
А.П. Согласен. Послание состоит как бы из двух взаимоисключающих компонентов. Они не стыкуются. Философия национальной катастрофы, философия национального спасения требуют организа- ционных мер, потому что когда тонет броненосец, горят и взрываются пороховые склады, и матросы в крови, разорванные лежат на палубе, нет смысла заниматься покраской палубы или перебиранием в кубриках солонины. Национальная катастрофа, которую послание обозначает, требовала бы радикальных мобилизационных мер, как во время любой войны; тотальной мобилизации, которую можно было бы провести под лозунгом: "Народ, вождь, нация — едины!" "Народ, отдай все последнее!" Но народ уже все последнее отдал, у народа ничего нет. И Путин хочет спасать страну, увеличивая долю экономических свобод тому клану, тому строю, которые привели нас к этой экономической катастрофе. Здесь фундаментальное противоречие! Теперь хочу коснуться момента, который прекрасно был тобой интерпретирован в анализе послания, и который уже спроецировался в общественное сознание.
Возник, на мой взгляд, некий идеологический циклон, который ворвался в однотонную идеологическую погоду ельцинского десятилетия. Что это была за погода? У власти был оголтелый, радикальный либерализм. Ельцин, этот либерал с коммунистическим, так сказать, за-гривком, взял на вооружение всю либеральную рать. Либерализм в Кремле стал общим врагом для всех остальных идеологий. А их было две. Была, так сказать, национально-патриотическая, условно называемая "белой", монархо-православная идеология. И была разгромленная красная страта, которая потерпела поражение в 1991 году. И смыслом работы наших двух газет, смыслом всего патриотического движения было соединение этих двух разгромленных идеологий и групп населения перед лицом общего врага — либералов. Либералы, с одной стороны, с другой — "красные" плюс "белые", левые плюс правые. Вот такая была десятилетняя картина.
