Я всегда жил чувствами народа, я всегда знал, что творится в его душе. И выступая с правдой, я не знал, на что иду, что после этого дальше делать. Однако после того выступления моими идеями стали интересоваться. Здравомыслящим людям, не запятнавшим себя преступлениями, не занимавшим руководящие должности в государстве, понравилось мое выступление. Они начали приходить ко мне, в мой дом. Это были люди, которые хотели тоже заниматься общественно-политической деятельностью, но не имели направления.
Так продолжалось 2-3 месяца, мы выступали на разных митингах, и я начал задумываться: а что теперь я могу дать людям — тем, что идут за мной. И я выступал за свободу совести, за то, чтобы мусульмане могли совершать паломничества, а в 1990 году я стал одним из создателей Исламской партии возрождения. В августе 1990 года политсовет учредительного съезда в Махачкале избрал меня председателем северно-кавказского отделения этой партии.
У меня была встреча с Завгаевым, который остался от нее в восторге: он не мог понять, как человек с таким исламским мышлением, как я, смог найти компромиссный вариант, предложив сотрудничество с коммунистической властью. Я говорил ему тогда, что у нас нет цели прийти к власти, но что при этом категорически нельзя допустить к власти ни демократов, ни исламистов. Иначе они, не зная истинную цену власти, все разрушат и погубят себя и других.
А в ноябре, когда у нас было заседание совета партии в Грозном, рядом как раз проходил I съезд чеченского народа. На нем чеченцы разделились на две группы. Одни были сторонниками Завгаева, который был тогда, другие же поддерживали Дудаева. В 1991 году верх взяла дудаевская сторона — с Яндарбиевым, Удуговым как идеологами. Но вплоть до 1994 года эти две группировки действовали на территории Чечни почти на равных.
В это время, в 1994 году, мы создали сильное движение. Мы поняли, что народ не приемлет ни дудаевских бандитских ваххабитов, ни коррумпированных бывших партийцев. Мы не собирались идти ни за теми, ни за другими. Мы старались создать идеологию. На смену социализму должна была прийти другая система ценностей. Ее надо было найти. Завгаевцы оставались на обочине истории. За Дудаевым шли как верные, так и неверные, там не было ни религии, ни даже здравого смысла. Ваххабиты при поддержке иностранных эмиссаров все сводили к арабским духовным традициям.
На тот трагический момент главной нашей целью было сохранить самих себя. В 1995 году мы начали выпускать газету. В 1995-96 годах я стал общественным помощником секретаря Совбеза в ЧР. Я стал достаточно информированным человеком и понял, что нам нужно было делать теперь. Тогда мы смогли сформулировать свою национальную идею — "Адамалла". Мы поняли, что это должна быть идеологическая база для реализации конституционных прав человека. Разумеется, я говорю о российской Конституции, ведь мы ни в чем не находим противоречия с федеральным центром. Наша национальная идея способна укрепить российскую государственность на южных рубежах. Республиканская форма правления целиком устраивает нас. Мы никогда не выступали ни против федерального центра, ни против русского народа. Мы гордимся тем, что принадлежим великой державе — России, и не мыслим себя вне ее.
