Затем наступает открытие: там чужая земля. Туда нельзя. На той стороне нас уже заметили, сосчитали, держат в окулярах биноклей. С той стороны сюда приходят вооруженные головорезы убивать и похищать людей, воровать скот, ставить мины, подбирать все, что плохо лежит. Там, в мирном пейзаже, для меня и для каждого, кто рядом со мной, притаилась смерть, высматривает добычу, собирается с силами, готовится к новой атаке. А горстка людей рядом со мной обязана узнать ее прежде, чем она цапнет следующую жертву: разгадать в странной автоколонне, разглядеть в подозрительном дыму из дома с желтой крышей.
И прозрение, что граница — это не полоска земли, не вычерченный на карте рубеж, но чувство смерти в тисках родного и чужого. Граница пролегает где-то внутри нас, внутри ингушей, заставляя рачленять нераздельную ипостась земли.
Тронулись дальше. Едем по еле видным колеям вдоль участков полей. Граница сейчас тянется справа, резко сворачивая налево километра через полтора, перерезая нам путь. То справа, то слева тянется нитка открытого бетонного водопровода — было время, когда он работал, когда поля эти орошались, и им не было дела до границ. Теперь водопровод выглядит, как загадочные древние развалины; кое-где целые участки его выломаны.
"Ингуши все тащат, — объясняет Эльбрус. — Приезжают по ночам на тракторах, прут к себе. Где только силы находят?"
Вдруг впереди из-за поворота вынырнул навстречу нам светло-серый "уазик". Далеко — не видно, кто в нем. Отличительных знаков нет. Немедленно повисает напряженность. Едем еще секунды четыре, Харитон выбирает место, остановились, выскочили, рассыпались. Второй наш "джип" встал на удалении. Только когда уазик сблизился метров на пятьдесят, стало четко ясно, что в нем наши. “Уазик” подъехал к нам, вышли дружинники с другого штаба. Краткое приветствие, пара слов на осетинском, и разъехались: тут неподходящее время для бесед. На границе все может резко менять очертания, из белого перекидываться черным: и тропа, и птицы, и машины.
Метров через пятьсот увидели обрабатывающий поле осетинский трактор. Тракториста видно не было, но сейчас сам трактор выглядел как живое существо; не останавливаясь, судорожно-торопливо ерзал он по полю, стараясь соблюдать порядок движения. Он казался затравленным, загнанным в корраль быком, нарезающим по нему бессмысленные круги в ожидании скорого несчастья или славы.
"Тут он совсем беззащитен, — сказал Харитон. — Немногие рискуют выезжать на эти поля, одни, без сопровождения, но этот, видать, смельчак."
