Когда часу в четвертом пополудни мы шли в Райгород, видно было, как на косогоре, по краю ржаного поля, ползет комбайн. А когда возвращались часу в восьмом вечера, комбайна уже не было, с края поля темнела узкая полоска жнивья. Комбайн либо сломался, либо рожь поспела только с краю, либо, что вернее всего, она вся сырая.
На склоне горы, на которой стоит Ужбол, в темной зелени садов пылают в лучах заходящего солнца, как флаги, куски кумача. Это — чтобы пугать скворцов, охотников до сладкого вишенья.
Вечером выясняется, что директор МТС действительно приезжал для того, чтобы заставить убирать рожь. Однако она еще не поспела, зерно сырое, солома зеленая, навивается на мотовило. И комбайн опять отправился к месту своей стоянки у церкви.
Приехали „кинщики“, как говорят в здешних местах. На афише, которую еще днем прикрепила к стене клуба девушка-почтальон, объявлена „Ночь в Венеции“, что не помешало, однако, „кинщикам“ показать, как выяснилось позднее, „В дальнем плавании“. Главный „кинщик“, паренек лет девятнадцати, довольно независимый на вид, важно щеголяет в старом канотье, бог весть откуда попавшем к нему. Он дочерна загорел, на нем, кроме канотье, выгоревшая майка.
* * *
С утра пасмурно, быстрые рваные тучи низко бегут над обширной котловиной, кажется, что края их касаются гряды холмов, окаймляющих всю низменность вокруг озера. На фоне туч резко белеет видная издалека высокая колокольня Рыбного. Говорят, что она всего лишь на три или четыре вершка ниже Ивана Великого. Об этой колокольне рассказывают, что богатые рыбнинские мужики замыслили построить ее на несколько вершков выше, чем Иван Великий в Москве. Однако Синод запретил им это.
Снова потянулся в поле комбайн. Несколько позднее из сада Натальи Кузьминичны видно было, что он стоит на краю ржаного поля, которое начинается сразу же за садом.
Скоро все же начнут жать.
С обеда стал накрапывать дождь. Сперва с перерывами падали из стремительно бегущих туч крупные редкие капли. Порывами налетал ветер, и от ветра, от этих капель дождя тревожно шумела листва на деревьях в садах. Громко переговаривались женщины и девушки, обиравшие малину и вишню. Может быть, потому, что собирался дождь и шумел ветер, в их голосах угадывалась торопливость, с которой они работали. Женщины договорились с председателем, что завтра на рассвете он даст им машину, чтобы отвезти ягоды в область, а послезавтра они все отправятся убирать сено. Голоса женщин вдруг покрыл грохот обрушившегося на землю ливня. Началась гроза. Даже не глядя на улицу, только по звуку, можно было определить характер дождя. Минут пять подряд слышится неистовый шум, — это ливень, тяжелый и сплошной, непрерывной массой воды бьется о землю. Потом вдруг становится тихо, воздух наполняется едва слышным шорохом и шелестом, — это на смену ливню приходит мелкий моросящий дождик, сквозь который проступает шелест листьев на деревьях. И опять грохот ливня, и опять шорох дождика. Говорят, что дождь после обеда — суточный дождь. И еще говорят, что это „Самсон-сеногной себя оказывает“. На Самсона-то был дождь!
