Симферополь, 28 сентября 1919 г., 16 ч. 25 м. Писал 1 ч. 35 м.
За лето, вследствие большого числа поездок (в Тамань, Евпаторию, Севастополь), прочел довольно много сочинений в отбросах времени (около 5000 страниц), так как читал почти исключительно серьезные вещи, то теперь накопилось много отметок на полях: понемногу их разбираю. Выписки делаю большей частью в тетрадь № 7. Здесь же отмечаю, что для меня представляет непосредственный интерес.
С удовольствием прочел работу Браггов «Рентгеновые лучи и строение кристаллов». Действительно, рассуждения поражают своей последовательностью и убедительностью; излагать результаты (не конспектировал, а только кое-что отметил в № 7, № 28) нет смысла, так как для меня они представляют только методологический интерес. Очень интересным является строение спектров рентгеновских лучей металлов (стр. 88); большинство металлов обнаруживает две линии, сплавы линии металлов, входящих в сплав; кобальт (и отчасти никель) носит характер сплава, хотя не вполне.
В успехах химии конспектировал только одну статью Перрена («Можно ли с точностью взвесить атом»). Сборник интересен, но для меня имеет второстепенный интерес. Как новые случаи непризнания великих открытий, следует отметить (стр. 58), что Гилдебрандт, открывший выделение газов из урансодержащих минералов, опубликовал, что этот газ азот; он не упомянул, однако, что его спектр содержал неизвестные линии, и он высказал бы мнение, что имеет дело с неизвестным элементом, если бы его коллеги не подняли его на смех. Слова Рамзая: «это показывает нам, сколь опасно обращать внимание на мнение толпы (в данном случае — ученых, — А. Л.) публика обыкновенно бывает не права».
Симферополь, 19 декабря 1919 г., 17.20
Хорошей иллюстрацией к учению Бергсона, по-моему, является вообще распределение существующих ученых на три категории:
1) для одних все ясно, вполне законченное мировоззрение — тупые, обыкновенные люди;
2) все неясно — чрезмерное развитие интуиции — фантазеры;
3) настоящие ученые — обширная область неясного, из которой постепенно, путем работы мысли, вырисовываются ясные и доступные рассудочному изложению картины.
В связи с прочтением речей и статей (Бера — большой реферат помещен в тетради № 7) у меня возникло несколько идей о научной трактовке географического распространения. По поводу рассуждений Копа о связи морфологических признаков с географической широтой возникает общая задача биогеографии: установление критериев функциональной зависимости признаков вида от его географического распространения, — задача в общем виде, вероятно, неразрешимая. Но, как примеры, приведенные у Копа (главное указано в тетради № 10), так и данные Бера (приникание к земле по направлению к северу), дают кое-какие намеки на возможность хотя бы частичного разрешения. Всего же интереснее в данном случае явления «гениус лоци». По Беру (стр. 54) защечные мешки существуют почти у всех старосветских обезьян и совершенно отсутствуют у новосветских. Очень интересно выяснить: защечные мешки у других животных (хомяки, белки и др. грызуны) ограничены ли также старым светом, или же нет: в первом случае это была бы какая-то особенная «старосветская мода». Те две статьи Бера, которые считаются предшественниками эволюционизма, с моей точки зрения, ничего ценного не содержат.
