Дневник А. А. Любищева за 1918-1922 гг. | страница 25
Мне пришло в голову растение, виденное мною в Каире, где, насколько мне помнится, красные листья сидели ниже цветущего побега. Цветы, кажется, были там совсем невзрачны: интересно выяснить не будут ли у этого цветка нижние части окрашены в красный цвет, так как покраснение происходит снизу.
Мне пришло в голову, что против господствующей хромозомальной теории определения пола могут быть выдвинуты аргументы из статистики рождаемости, помимо того, что процент мальчиков (особенно, если принять во внимание недоносков) выше процента девочек, но также и те отношения в чередовании полов, которые, как будто, имеют место. Именно, мальчики и девочки, как будто, рождаются полосами (несколько мальчиков, потом несколько девочек и наоборот), а очень редко вперемежку. Кроме того, тот факт, что существуют матери с наклонностью производить определенный пол. Конечно, эти данные, как будто, не проверены строго, но если бы они оказались правильными, то здесь пришлось бы принять что-либо помимо добавочной хромозомы. Эти вопросы составляют любопытную проблему для приложения теории вероятностей, что, кажется, еще не было сделано.
Симферополь, 18 июня 1919, 18 ч. 30 м
Удивительно, до чего в биологии ценят только «открытия» в области фактов и совершенно не ценят воззрения того же автора в теоретических областях; хуже того, нельзя сказать, чтобы их не ценили, их просто не считают нужным опровергать. Старая история с Ламарком, которому прощали его зоологическую философию; воззрения Ниссля насчет «Мервенграу», которые обычно совершенно игнорируются, взгляды Агати на закономерности в строении животных (у него есть какая-то работа о господстве числа три у пиявок, о чем с превеликим негодованием мне сообщал Филипьев) и т. д. В этом, в сущности говоря, и выражается невысокая степень развития биологии. Приходится утешаться тем, что и в физике из сравнительно недавнего прошлого можно было подыскать схожие примеры: практические работы Фарадея ценили высоко, а его теории ни в грош не ставили; сходное было с Менделеевской теорией растворов.
Обычное представление, что наивысшим критерием ценности какой-либо научной теории следует считать возможность предсказывать события, следует, на мой взгляд, несколько ограничить. Возможны предсказания и в ненаучных областях или на ненаучной основе. Характерной особенностью научного предсказания является то, что оно формулируется количественно (как, например, открытие Нептуна или новых химических элементов). Поэтому такие предсказания, где утверждение относительно неизвестного не дается в самой общей форме (предвидение Вейсманом процесса редукции, Гофмейстером — подвижных сперматозоидов у хвойных, предвидение, хотя бы в шутливой форме, двух спутников Марса и т. д.) стройно научным назвать нельзя. На почве общеэволюционистских воззрений можно постулировать переход между двумя формами, но научным предсказанием можно назвать только тогда, когда можно совершенно определенно указать свойства неизвестных видов.