— Она очень настойчива, — ответила Джорджиана.
— Неужели? — с подчеркнутой медлительностью произнес Куинн.
— Черт возьми, я пыталась быть доброй к ней. Она мне очень нравится, даже несмотря на свою неуемную энергию. Я уверена, ты знаешь, что у нее есть талант к рисованию.
— И никакой склонности к чтению, письму или еще чему-либо, что требует самоконтроля, дабы дисциплинировать ее ум и подготовить к обязанностям, которые ей придется исполнять в жизни.
— Детям редко нравится концентрироваться на чем-то, — улыбнулась она, — в детстве все стараются сбежать из классной комнаты, пойти рыбачить, охотиться с соколами, кататься на лошадях или карабкаться по деревьям. Разве ты не помнишь?
— Я уже давно оставил в прошлом глупости молодости.
Он смотрел, как она собирает кисти и складывает их в маленькую деревянную коробочку. В какой-то момент ее колено, казалось, подвернулось, но она восстановила равновесие прежде, чем он ее поддержал.
— Уж кто-кто, а ты должна знать, что невнимательность к учебе и глупости могут привести к… печальным последствиям, о которых потом придется сожалеть всю жизнь.
Джорджиана наконец посмотрела на него. От ее груди к шее поднимался румянец.
— Я мало, о чем сожалею. Я не считаю свой… дефект постоянным напоминанием о детской глупости. Я считаю его свидетельством моей трусости.
— Что?! — недоверчиво воскликнул Куинн. — В тебе нет ни капли трусости!
— Джентльмены всегда видят храбрость в физических подвигах. Но иногда трусость проявляется в невозможности сказать то, что должно сказать. — Она странно засмеялась. — Не обращай внимания. Я не жду от тебя понимания, тем более теперь, когда тебя совершенно не интересуют ни детские забавы, ни поиски приключений, а только скучный долг.
— Это совершенно не так.
— Хм. — В глазах у Джорджианы плясали веселые искорки. — В таком случае я бросаю тебе вызов: устрой какие-нибудь интересные развлечения для всех — особенно для твоей дочери. Ведь ей нужна награда, за которую она согласилась бы провести все назначенные тобой часы в классной комнате.
— Я подумаю над этим, — ответил Куинн, — если ты ответишь наконец на мой вопрос.
— Который из них?
У него не было ни тени сомнения — она знает который. То, как она отвела взгляд, только укрепило его уверенность.
— Что ты ей сказала? Что я поцеловал тебе весьма… как? Правильно? Старательно? Страстно?
— Какие глупости. Естественно, я сказала ей, что ты поцеловал меня весьма примирительно.
Он подошел ближе, и опять в ее главах как будто промелькнула страсть. Куинн мягко произнес:
