Глаза у малышки немного косили, в точности как у одного из слуг Вельзевула.
Куинн страдальчески вздохнул и потер лоб.
— Джорджиана, посоветуйся со мной, прежде чем решишься снова вступить в брак и родить детей. Суровая реальность — перед тобой.
Он осторожно взял дочь за руку и посмотрел на нее:
— Да уж, мне не следовало пытаться спорить с тобой, Фэрли. Боюсь, я слишком хорошо научил тебя вести переговоры, а значит, вся вина на мне. Но я также учил тебя важности компромиссов. Я обещаю поцеловать Джорджиану — ведь ты права. Мы действительно связаны как брат и сестра. Но я сделаю это не здесь и не сейчас, ведь извинения надо приносить наедине — без посредника, оценивающего происходящее.
Как брат и сестра. Сердце Джорджианы сжалось еще сильнее.
— Ну, папа, пока ты, по моему мнению, заработал невысокую оценку. Но я действительно умею соглашаться на компромисс, как ты сказал. Просто Джорджиана доложит мне, как у тебя получилось, а ты доложишь мне, как получилось у нее.
Джорджиана ошибалась, считая, что этот ребенок — слуга дьявола. Нет, она маленькая горгона Медуза. Несомненно, тысяча змей копошится под очаровательными кудрями.
Девочка посмотрела на них обоих и прыснула:
— Я голодна. Что в корзинке для пикника, папа? И кстати, Джорджиана, ты сказала, что я могу поухаживать за птицей, не так ли? Она меня не клюнет?
Джорджиана скорее клюнула бы ее сама, но вместо этого откинула с лица Фэрли один из белокурых локонов. Волосы были на ощупь как теплый шелк и напоминали полоску нежного пуха на груди Облидж, когда та вила гнездо.
Остаток дня они провели вместе с Куинном и его дочерью, обходя поместье. Обсуждение извинений и поцелуев забросили, как камень с высокой скалы в глубины моря. Глядя на Куинна и Фэрли, Джорджиана чувствовала себя очень одинокой. Воспоминания о молодых и беззаботных днях, проведенных в дружбе с ним, больше не приносили успокоения. Он жил полной жизнью — и он забыл ее, пусть даже и утверждал обратное. У них теперь нет ничего общего, и у него есть красивейшая дочка, чтобы делить любовь, и память о потерянной жене.
Если бы Джорджиана принадлежала к тем, кто наслаждается жалостью к себе, она бы испытывала ее сейчас. Но вместо этого она укрепилась в решимости оставить чувства к Куинну в прошлом… где им давно следовало упокоиться.
— В таком случае, мистер Браун, — произнес. Куинн на следующее утро, все еще не избавившись от подозрений по поводу пожилого человека, сидевшего напротив него за столом, — мы договорились?
