Тяжелые звезды | страница 9
Я не мог не чувствовать, что меня с отцом связывали какие-то особые отношения. Может, потому, что был я в семье самым младшим. А может быть, оттого, что мое появление на свет после того, что было пройдено отцом за последнее десятилетие, казалось ему нежданной и последней радостью. Это был уже не просто ставропольский крестьянин Куликов, ездивший к калмыкам на заработки. Теперь он понимал, что такое лишения и смерть, он знал цену пайкового хлеба и цену человеческой жизни. Это был человек иного закала, для которого мое рождение означало настоящее — и это можно было потрогать руками — возвращение домой.
Нечто похожее было испытано и мной, когда в один из дней чеченской войны в генеральском вагончике я остался один на один со своими самыми тяжелыми мыслями. Шли кровопролитные бои. На моих глазах горели боевые машины и гибли люди. Совсем недалеко отсюда, в боевых порядках внутренних войск, воевал с бандитами мой сын, капитан Сергей Куликов. Такова человеческая природа: вольно-невольно, но часто думал о нем. Очень сильно переживал, потому что лучше, чем он, представлял опасности, которые могут встретиться нам на этой военной дороге. Не скрою, хотелось одного — собраться всей семьей за столом, открыть бутылку вина и понять: наконец мы снова все вместе! И это казалось несбыточным счастьем.
Подумал: «Будь ты проклята, эта война!..»
Если это и было на самом деле, то отец старался не выдавать своих чувств. Не делал различий между сыновьями. Любил всех. В каждом отличал свои достоинства и твердой рукой, правда, не пережимая, руководил нашей семьей. Лишь однажды, как мне кажется, он здорово испугался, почувствовав, что может оборваться вот эта ниточка, по-особому связывавшая нас.
В Айгурский из Сухуми приехал погостить мамин брат — Дмитрий Гаврилович Супрунов, которого мы все величали дядей Митей.
Много лет тому назад, еще до войны, вместе со своей женой Марфой он перебрался в Абхазию. На фронт он не попал из-за тяжелой болезни. Работал скромным бухгалтером в одной из строительных организаций.
Не имевший собственных детей, дядя Митя очень быстро со мной подружился. Предложил моим родителям: «В этом году Толику идти в первый класс. Важно, чтобы ребенок учился в городской школе. Пусть он останется в Сухуми. Поможет нам с Марфой, а заодно получит хорошее образование. У вас еще есть ребята, а у нас с женой — никого…» Отец отрезал: «Нет!» Насилу дядя Митя его уговорил, чтобы я с мамой, которая приходилась Дмитрию Гавриловичу родной сестрой, поехал в Сухуми на лето. Доводы были убедительными: «Толик будет купаться, а Маша подлечит сердце…»