Литературная Газета 6349 (№ 48 2011) | страница 95
В рисунках братья совсем не стремились к аполитичности. На языке символа они со спокойным достоинством высказывали своё отношение, например, к венгерским событиям 1956 года, иллюстрируя стихи классика Шандора Петефи и рисуя вскоре после будапештской трагедии попранную Свободу в виде юной красавицы с пробитой окровавленной головой. Они предчувствовали трагедию народа Камбоджи, когда рисовали демонов зла, способных уничтожить сотни тысяч ни в чём не повинных людей.
Эти темы глубоко проанализированы Дмитрием Фоминым. Обращаясь к поэмам "Полтава" и "Медный всадник", к маленьким трагедиям и "Дубровскому" Пушкина, братья показали себя тончайшими знатоками-пушкинистами. Всё это скрупулёзно исследовано Лидией Кудрявцевой в главе, посвящённой работе Трауготов над пушкинскими текстами. Каждому из великих произведений, о которых десятилетиями спорят учёные, они давали собственное прочтение, напоминая читателям факты пушкинской биографии, - поэт нередко зашифровывал их в сюжете или деталях происходящих событий.
Обратившись к творчеству Трауготов, Л. Кудрявцева (автор проекта) ощущает их особую преданность родному городу - его великой и трагической истории: где с монументальным Медным всадником и решительным гением Петра Великого соседствуют не менее важные для понимания петербургского характера наших героев события ленинградской блокады. Через "блок-ада" (эту драматическую расшифровку известного всему миру слова предложил петербургский писатель Михаил Кураев) семья Траугот прошла почти в полном составе. Только маленького Валерия удалось отправить в эвакуацию в далёкое сибирское село (где он полюбил и научился рисовать животных). Иллюстрируя двухтомник прозы героини блокады легендарной Ольги Берггольц, они передают собственные ощущения от трагедии, пережитой городом (Александр стал её невольным свидетелем). Создавая поэтические листы-развороты к книге любительницы пеших прогулок по Петербургу, нашей современницы поэтессы Майи Борисовой, художники заражают читателя любовью к родному городу, помогают почувствовать его своеобразное, богатое подтекстами обаяние, волновавшее Гоголя и Достоевского, Бенуа и Добужинского.
В эпоху триумфального возвращения России к православию Трауготы и здесь шли собственным, независимым путём. Они от христианства никогда, собственно, никуда не уходили. Неслучайно их изначальная фамилия "Трауготт" в переводе с немецкого означает "Доверяй Богу". На их рисунках и в советское время могли появляться храмы с крестами. Знаки тёмных сил - бесы и черти - всегда уместны и неслучайны как в иллюстрируемых ими сказках Андерсена, Шарля Перро и Гофмана, так и в изображениях сил зла на иконах и фресках древнерусских иконописцев.