– Вас ещё именуют «литературным двойником Невзорова, Руцкого и Коржакова». Сравнивают со щукой, запущенной в озеро, чтобы карась не дремал, с волком-одиночкой и неизменно называют «мастером презрительных суждений». Неужели вам нравится устрашать?
– Все эти определения и сравнения были почерпнуты из прессы. В частности, как раз Коржаковым меня называл тот же Чупринин. А с Невзоровым меня сравнивали довольно часто, потому что считается, что его «600 секунд» – это 600 секунд ненависти. И у меня, мол, то же самое. Руцкого я поддерживал в его противостоянии с Ельциным в октябре 1993 года. В ту пору у меня была опубликована серия статей в «Независимой газете» против Ельцина и всей подстрекающей его интеллигенции. Одна из них называлась «С кем вы, мастера халтуры?». Поэтому меня и ассоциировали с Руцким.
– Но вам, видимо, нравится быть притчей во языцех? Или это некое ваше альтер эго – второе «я»?
– Господи! Всякому нравится, чтоб его любили, гладили и чесали… Что касается меня, то тут так: когда ты действуешь в одиночку, ты должен внушать определённые чувства. Скажем, я прекрасно понимаю, что против меня в литературном мире выступает сильный человек или группа влиятельных людей, и если я немедленно не дам им сдачи, и даже сдачи с превышением, то все решат, что Акела промахнулся, и тут на меня кинутся всякие мелкие шавки.
– То есть это вариант такого боксёрского поединка?..
– Скорее, это такой ковбойский проход по чужому враждебному городу, когда тебе требуется выхватить пистолет первым…
– В «Двойном дне» вы обмолвились, что познакомились с человеком, «пожалуй, ещё более отвратительным, чем я сам». Хотя любой человек с годами всё-таки имеет свойство меняться. С вами нечто подобное не происходит?
– Я со многими людьми дружу буквально со школьной скамьи. И вот они мне говорят, что в 14–15 лет я был настолько же невыносим и агрессивен в бытовом поведении, насколько потом стал невыносим и агрессивен в поведении литературном. В быту-то я сейчас человек мягкий и контактный. А хочется ли мне вот этой самой респектабельности?.. Нет, не хочется. Потому что это – ложная респектабельность.
– Может быть, ваше ковбойское поведение – следствие того, что в мир литературы вы входили трудно? И когда-то, будучи заядлым шахматистом, пришли к формуле, что «мир шахмат был и остаётся несправедливым ничуть не в меньшей степени, чем тот же литературный»?
– В шахматах как раз гораздо больше справедливости.
