– Тембры их голосов, манера поведения, жесты. То, как подвижен был громадного роста Кортасар. Как медлителен с виду был в жестах и в речи Неруда, монументальность которого враз исчезала с появлением улыбки. Я был также знаком, кратко или на протяжении многих лет, с Николасом Гильеном, Октавио Пасом, Хосе Лесамой Лимой, Элисео Диего. Их облик слился с их текстами, и этот «виртуальный» продукт – самое ценное подспорье при переводе: стихи уже не строки на бумаге, а то, как они озвучивались бы авторами.
–
Кого вам больше всего нравится переводить? Кто кажется самым близким?
– Мне по душе и по перу материальность, предметность образов, точность слова. В меньшей мере символика. Нравятся поэты, близкие к таким русским именам, как Державин, Тютчев, Иннокентий Анненский, Ахматова, Заболоцкий. Поэтому из испанцев – Гонгора, Беккер, Мачадо, Хименес, Эрнандес, а из латиноамериканцев – Лугонес, Неруда, Борхес, Элисео Диего.
–
Легко ли вам, русскому поэту, пишется? Или «тоска по родине – давно разоблачённая морока»?
– Если вы имеете в виду то, что в последние годы я иногда длительно пребываю в Бостоне, то скажу, что пишется мне как всегда и везде. Язык ведь не собака на привязи у какого-то места или идеологии. Иногда такое чувство, что он даже ярче и чище вдали от родного ора. «Я не тоскую по родине: / вдали от родимых мест / моя тоска – по смородине / и по теням, что окрест. / Тоска по упругой гроздке: / потянешь за черенок – от лопнувших ягод жёстких / так сладостен кислый сок!»
–
Вы работали два года на кинофильме «Я – Куба» великих Михаила Константиновича Калатозова и Сергея Павловича Урусевского. Вам понравилось с ними работать? Как вы вообще попали на этот проект?
– Меня «попали» на этот проект упомянутые вами киномастера и мой ровесник Евгений Евтушенко, сценарист фильма. Я понадобился киногруппе как испанист в должности старшего переводчика, был тесно связан на протяжении двух лет съёмок на Кубе с творческой частью – переводом киносценария «туда и обратно», с репетициями, а во время съёмок был «языком» режиссёра и оператора. Это была моя первая заграница, первая страна испанского языка. Мой испанский язык с той поры угадывается как «аплатанáдо», то есть как «кубанизированный». Куба – одна из важных вех моей творческой жизни. А кино, как мне кажется, проглядывает из моих стихов тем, что можно назвать глубиной резкости, панорамированием, рапидной съёмкой: «Через густой поток тепла / растянуто и спело/ над летом девушка плыла / и бегом своим – пела…»
