Мы жили не в худшее время,
так нам повезло.
Везение – странное слово,
как если бы зло
В нём было да выпало,
призвук остался один.
Ни войн, ни арестов,
и ты сам себе господин.
Сидишь на террасе,
на синее море глядишь.
Вегетарианская,
викторианская тишь.
В России не много таких
насчитаешь эпох
Прохладно-отрадных,
и чудится в этом подвох.
И кажется, что-то вот-вот
возмутит эту гладь.
Не выпить ли нам
за военные астры опять?
В виду неизвестно
каких предстоящих обид.
Нам Блок удивится,
и нам Мандельштам не простит.
Второй бы ушанку,
а первый с себя свитерок
Стянул через голову –
лишь бы морской ветерок
Ласкал его, гладил на фоне
притихшей страны.
Вот только всё реже стихи
почему-то нужны.
(Знамя, 2008, № 7)
Друг мой, не показалось ли тебе, что имена Блока и Мандельштама выглядят в данном контексте крайне неуместно? Положим, самого Кушнера нынешняя «вегетарианская, викторианская тишь» умиляет (хотя зверств и беззаконий в ней предостаточно; имеющий глаза да увидит). Но для чего приписывать свои личные настроения другим людям? И кому! Блоку с Мандельштамом! Ведь это отзывается глянцевым туристическим постером и ресторанным меню. («Омар Хайям писал: «Бутылка красного вина, сборник стихов и ломтик хлеба – ничего большего я не желаю». Но нам думается, что он не отказался бы от бараньих котлет нашего гостеприимного заведения…», – это я прочитал в меню одного из литературных кафе.) И надо ли после лукаво сокрушаться, что «вот только стихи почему-то всё реже нужны»?
В «старомодном европеизме» поэзии Кушнера есть что-то неестественное. В этом «алтаре Аполлона» нет дионисичности, грозной стихии, романтической метели – не потому, что её здесь вообще не может быть (или не должно быть), а потому, что её отсюда вынули насильственно. Из боязни («кабы чего не вышло»).
Мне думается, что «старопитерцы» переоценили акмеистскую «тоску по мировой культуре». Избыток «мировой культуры» вреден (как вреден любой избыток).
«Младопитерцы» пытаются исправить этот перекос – разными средствами и с различным успехом.
Более всего мне интересен опыт литературной группы «Камера хранения». По своему формальному статусу эта группа – питерская лишь наполовину. На ту половину, которая живёт в Петербурге (вторая половина основателей и авторов «Камеры хранения» ныне пребывает за границей – в основном в Германии). Но это не столь существенно, поскольку все поэты «Камеры хранения» – и по эту сторону границы, и по ту – работают в рамках «питерской поэтической школы».
