Я открыл калитку.
– Постойте, – сказала госпожа Танака.
Ее пальцы, от плохого притока крови бледные и холодные, будто мрамор, вцепились в калитку.
– Как вам спалось в последнее время?
– Замечательно, спасибо, – ответил я. – А что такое?
– Я слышала, как вы бродили по дому около четырех утра…
Невозможно, подумал я. Наверное, она слышала шум в семье корейцев, живших с другой стороны от ее дома, и спросонья неправильно определила источник звука. – Вы уверены, госпожа Танака? Уверены, что это были не корейцы? Я всю ночь спал как убитый.
– Хм, – госпожа Танака оскорбленно фыркнула, – разумеется, я не могу утверждать, что они пробрались в дом, чтобы поскрипеть половицами и поиграть на вашей виолончели…
– Виолончели?
Голова закружилась, выпитый кофе подступил к горлу.
– Я спал до шести утра, – продолжал настаивать я.
– Я вязала, когда услышала эти звуки, – сказала госпожа Танака. – и подумала про себя: «Чего это господину Сато взбрело в голову поиграть на виолончели в такой час?»
– Я не помню ничего подобного.
– Значит, вы спали на ходу, – решила госпожа Танака.
Невозможно! Разве ты помнишь, чтобы я когда-нибудь ходил во сне? Несомненно, ты сказала бы мне об этом. И как я мог во сне играть на твоей виолончели?
Госпожа Танака обернулась к нашему пустому дому с темными окнами наверху.
– Вы не должны перерабатывать, господин Сато. – Ее всегдашний резкий тон смягчался сочувственными нотками. – Нельзя допускать, чтобы ваше здоровье расстроилось!
Мысль о том, что я способен ходить во сне, испугала меня. Когда в 7.45 поезд отправился в сторону Осаки, я решил, что вполне созрел для похода к врачу.
Однако, войдя в офис, я столкнулся с практикантом Таро – голова его повисла над копировальным аппаратом, который прогонял один за другим пустые листы.
– Таро! – воскликнул я. – Что ты делаешь?
Завороженный мельканием бумаги, Таро поднял голову, глупо улыбаясь.
– Доброе утро, господин Сато. Вчера поздно вернулся из караоке-бара… Но теперь-то я точно проснулся.
Разумеется, ты понимаешь, что весь этот день я пристально наблюдал за мальчишкой. Дождусь возвращения господина Такахары и запишусь на прием. Оставить офис на юного Таро означало навлечь на «Дайва трейдинг» неисчислимые беды.
Домой я вернулся в 11.15. Я не ел с самого ленча, поэтому желудок скрутило в тугой узел. Попытался утихомирить его тарелкой супа клам. Весь день голова моя была забита работой, поэтому я не мог поразмышлять о словах госпожи Танаки по поводу виолончели. Однако в поезде, на пути домой, я изобрел способ выяснить правду. Перед тем как лечь в постель, посыплю пол тальком. Если это действительно был я, отпечатки ног выдадут меня с головой.
