— Нет, я работаю вот там — и Василий показал пальцем на здание суда.
— У Чередниченко?
— Да. Но откуда ты его знаешь? Ведь наша фирма работает под вывеской Ваша.
— Ваш? Знаю его. Как он поживает?
— Одно слово — персона. К нему теперь не подходи. Знать никого не знает.
— Чередниченко работает во-всю.
— На полных парах… Видишь, сколько народа толпится у ворот тюрьмы.
Я посмотрел в указанном направлении. Босые крестьяне, старухи, матери, паны, у каждого какой нибудь сверток в руках, для друга ли, для сына или отца. Передачи.
— В тюрьме люди пухнут от голода. Тут, брат, действуют черные силы. Если бы ты знал, как я мучаюсь тем, что нелегкая толкнула меня в чекисты… Ей Богу, угрызения совести доводят иногда до того, что я беру в руки наган… Но, трус я. Не хватает мужества у меня пристрелиться…
— У меня есть письмо для Чередниченко.
Василий посмотрел на меня удивленно.
— Из Штаба фронта.
— Вот как!.. Пойдем, я помогу тебе разыскать подполковника. Сам ты в этом лабиринте запутаешься.
У входа стояли часовые.
— Это с вами, товарищ следователь — спросил часовой.
— Да, со мной, но не арестованный.
— Тогда ему нельзя.
— У него дело к подполковнику.
— Я не имею права пускать посторонних людей. Сходите к начальнику караула за пропуском.
После разных объяснений я получил пропуск.
Здание ужгородского суда знакомо мне по былым временам. Длинные коридоры, сотни помещений.
На этот раз здесь было, как в муравейнике. Смершовцев сменили чекисты НКГБ. Дело в том, что, после официального присоединения Подкарпатской Руси к Советскому Союзу, подполковнику Чередниченко было поручено организовать у нас госбезопасность.
В коридоре я остановился, пораженный неожиданной встречей. У дверей, лицом к стене, стоял И. И. Рядом с ним, сторож, солдат охранных войск НКГБ. И. И мой хороший знакомый. За что его арестовали? Ведь он действительно был за присоединение к Советскому Союзу.
Вид у И. И. жуткий. Острые скулы, небритый, грязный, растрепанные волосы, грязная рваная рубаха… И. И. заметил меня и опустил голову. Наверное, проклинал меня.
Мороз пробежал у меня по телу. Досадно до бешенства, а помочь не могу. Даже пары папирос ему передать не могу.
Василий позвал меня.
— Слушай, ты не знаешь этого человека? — обратился я к нему.
— Нет..
— Это мой хороший знакомый. Если у тебя есть возможность передать ему несколько папирос, я прошу тебя, сделай это…
— Что ты, Никола?! Нет, этого я не могу сделать. Если бы его дело было у меня, тогда бы еще я мог передать ему… А так, поверь, не могу.
