Жизнь ничего не значит за зеленой стеной | страница 63
— А что, разве имеет значение белый пациент, черный или латинос?
— Еще бы, я работаю в Бруклине, если я буду обвинен в Бруклине чернокожим пациентом, мои шансы выиграть процесс приближаются к нулю. Присяжные практически всегда не белые и будут симпатизировать бедному несчастному больному, которого якобы искалечил богатый белый хирург. Не скажи, цвет кожи имеет значение.
— Ну а третий тип?
— Третий тип — это хорошо информированный интеллигентный человек, он осознает, что ему причинен вред, это нехарактерный для Бруклина персонаж. Представители этого типа предпочитают выбирать себе врачей в «башнях из слоновой кости», госпиталях или клиниках Манхэттена.
Больные, на которых Сорки, Манцур и им подобные паразитируют, обычно пожилые обитатели домов престарелых, застрахованные, несколько ниже среднего класса, белые, от которых, к тому же, можно избавиться, не привлекая особого внимания. Заметь, терминаторы обладают известностью и шармом. Манцур и Сорки, например, входят в список «лучших врачей» Нью-Йорка, отлично владеют словоблудием: «Мне очень жаль, мы очень старались сохранить вашей маме ногу, но ее несчастное сердце не выдержало…» А столетняя мама и так была полуживой! Или: «Раковая опухоль распространилась на несколько органов, мы постарались удалить ее всю, но…» Людям и в голову не приходит подавать в суд на хирурга за умершего восьмидесятилетнего пациента, да и неудобно судиться с «известным» и «доброжелательным» врачом. Не надо забывать и того, что в ряде случаев родственники только облегченно вздохнут при неблагоприятном исходе.
— Марк, это ужасно, как ты можешь работать и выживать в таких условиях?
Я пожал плечами:
— Не знаю, но параноиком становиться не хочу. В конце концов мы говорим о меньшинстве, подавляющее большинство врачей делает все возможное для своих пациентов. И все-таки для меня принципиально важно, чтобы кто-то остановил эту вивисекцию, все вокруг знают, что происходит, но предпочитают смотреть в другую сторону.
— Советую держаться подальше от этих проблем, — заключил Нильс. — Делай свою работу, а разборки оставь администрации и председателю отделения.
«Знаю», — ответил я сам себе уже в коридоре, стоя перед дверью кабинета Малкольма Раска. Я встряхнул головой, отбрасывая ненужные мысли, последний глубокий вдох, немного кислорода для мозгов, они мне, пожалуй, потребуются.
Хорошо смазанные петли двери не скрипнули за моей спиной, только характерный щелчок замка дал знать о вошедшем.